15–16 ноября в Европейском университете в Санкт-Петербурге состоялась ежегодная конференция «Выставка достижений научного хозяйства». Центр антропологии религии в очередной раз провел свою секцию, которая была посвящена проблематике веры и игры в религиозных и ритуальных практиках.
Организаторы: Ксения Баталова, Екатерина Хонинева, Сергей Штырков.
Интерес к этой теме обусловлен тем, что современные процессы десекуляризации формируют сложные и порой противоречивые конфигурации представлений о причинно-следственных связях, лежащих в основе тех или иных явлений. Научный дискурс конкурирует с концепциями «альтернативной истории» или конспирологической логикой, атеистические рассуждения — с религиозными. Такая конкуренция может наблюдаться не только в публичном дискурсе, но и в рамках индивидуальных эпистемологических траекторий. Антропологам, в свою очередь, интересен не столько статус подобных убеждений в связи с их отношением к «реальности» и «достоверности», но, скорее, прагматика и социальные последствия тех практик, в которых демонстрируется рефлексия над конкурирующими перспективами.
При этом одни воззрения далеко не всегда сменяют и исключают другие. Изучая механизмы, формирующие те или иные убеждения, антропологи Матайс Пелкманс, Таня Лурман, Влад Наумеску и другие исследователи показывают функциональность сомнений в циклах веры, убежденности и разочарования. В рамках конференции мы решили продолжить эту дискуссию, обратившись к разнообразным проявлениям рефлексии в религиозных сообществах и культурах, где актуально знание о сверхъестественном / трансцендентном, а также тем формам религиозных практик, которым присуща игровая модальность.
Профессор Университета Тарту Уло Валк в докладе «The Supernatural and the Social: Entanglements and Uncertainties» на примере массовой культуры в Эстонии показал, что верования, связанные с сверхъестественным, не исчезли в процессе секуляризации, но стали неотъемлемой частью информационного пространства. Городской фольклор полон рассказов о мистических событиях и чудесах, которые попадают в журналы и газеты, а на телевидении популярна эзотерическая тематика, в частности, шоу экстрасенсов. В этом отношении модерная массовая культура мало чем отличается от домодерной, и рационализация жизни имеет свои существенные ограничения.
На сегодняшний день существует множество работ, критикующих концепт «расколдовывания мира», авторы которых опираются на схожие материал и аргументы. Впрочем, во время обсуждения директор Центра антропологии религии Александр Панченко предложил подумать о том, насколько продуктивна категория сверхъестественного и не стоит ли нам найти ей замену. Основное ограничение данного термина относится к тому, что единственная характеристика обозначаемых им верований сводится к убежденности в существовании нечеловеческих или не вполне человеческих сил и существ. В связи с этим, по мнению Панченко, продуктивнее было бы разработать теоретический аппарат, который позволит объяснить привлекательность подобных верований. Одно из возможных решений этой исследовательской задачи — заимствовать разработки когнитивного религиоведения, представители которого ищут основания религиозных и квазирелигиозных воззрений в особенностях работы когнитивных механизмов человека.
Сам Александр Панченко в своей презентации «“В сказку двери открываются…”: игра, вера и мораль в Церкви Последнего Завета» использовал историческую перспективу для объяснения популярности образов сказочности в современных нью-эйдж движениях, которые мыслятся как тесно связанные с реальным миром. Используя материалы, собранные в общине «Церкви Последнего Завета» в Красноярском крае, Александр Панченко проводит генеалогическую связь между сказками последователей этого нового религиозного движения, а также играми и нравственными наставлениями общинников с педагогическими практиками и моральным дискурсом позднесоветского общества.
Обращению к образам прошлого, в частности, к наследию поэта Александра Пушкина в современных эзотерических движениях было посвящено выступление аспирантки Европейского университета Светланы Тамбовцевой с докладом «Вера как неуверенность: дискурс секретности в постсоветском нью-эйдж». Современному эзотеризму в России зачастую присущи патриотические и консервативные идеи. Поэтому национальный корпус литературы становится для увлеченных нью-эйдж наукой людей источником скрытых смыслов и прозрений. В числе таких упражнений заметно любительское литературоведение, в рамках которого ключевые для русской литературы авторы, такие как Пушкин, наделяются уникальными и порой мистическими способностями. Таким образом, знаковая для национальной литературы фигура превращается в пророка и хранителя особых знаний. Светлана обратила внимание на значение дискурса секретности, присущего западному эзотеризму, подчеркнув, что для любительских лингвистики и литературоведения создание подобной тайны становится важным символическим ресурсом.
Отдельной темой для обсуждения стали различные игровые модальности. Екатерина Хонинева (Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН) посвятила свой доклад «Каноники и ироники: ортодоксия и креативность католических интеллектуалов» католическому традиционализму в России. От традиционалистских сообществ обычно ожидают последовательности и серьезности в отношении своих верований. Однако в случае российских католиков-традиционалистов порой можно наблюдать, как их критика т.н. модернизма приобретает игровой характер. Определенная ирония над собственной консервативностью при культивировании «консервативных» привычек в одежде и поведении объединяет участников таких сообществ и иногда напоминает ролевую игру для сторонних наблюдателей. Подобный режим религиозности обычно присущ тем верующим, которые избегают регулярной приходской жизни и склонны комбинировать идеи из разных религий и традиций, что антропологи религии Саймон Коулман и Джон Элснер называют «ироническим» подходом, противопоставляя его «каноническому». В случае католиков-традиционалистов в России оказывается, что их поведение, несмотря на приверженность стационарной форме религиозности и консервативным настроениям, гораздо ближе именно к «ироническому подходу».
О роли иронии и сомнения в религиозном традиционализме говорилось также в докладе «Традиционалистская рефлексия в нью-эйдж культуре» Андрея Тюхтяева, лаборанта Института русской литературы РАН. В частности, в докладе речь шла о том, что организаторы одного рекреационного центра в Краснодарском крае, в основе деятельности которого лежат идеи эзотеризма, нью-эйдж духовности и стремление к «возрождению традиций» предков, могут с разной степенью убедительности говорить о самой возможности реконструкции прошлого. Рекреационный центр «Возрождение» представляет собой популярное туристическое место, в котором есть сезонный палаточный лагерь, а также площадки для массовых мероприятий. Жители этого центра, объединённые стремлением следовать «традициям предков», на время такого паломничества становятся частью общего традиционалистского перформанса. Однако организаторы центра и массовых мероприятий, выражая на переднем плане перформанса убежденность в традиционности своих верований и практик, находясь закулисами, могут и вовсе усомниться в самой возможности приобщиться к подлинным традициям. Это говорит нам о том, что в изучении религиозности мы должны опираться не на верования и способы идентификации, а на сведения о вовлеченности людей в определенные практики. Риторическое чередование веры и сомнения — распространенное явление для самых разных религиозных культур, что в рамках конференции было продемонстрировано на примере таких отличающихся друг от друга контекстов, как нью-эйдж духовность и католицизм.
Сочетание игры, веры и сомнения также стало основной проблемой доклада Ангелины Козловской из Европейского университета, которая опиралась на материал детской игры и коммуникации о сверхъестественном. Детский фольклор, связанный с верой в существование сверхъестественных существ, нередко из нарративного режима переходит в режим актуализации, превращаясь в игру в реальном времени. При этом уверенность в существовании сверхъестественных агентов, способных принести вред людям, сочетается с сомнениями в их действительности. Это напряжение и делает игру игрой, однако одновременно с этим в ней присутствует стремление стать не-игрой, превратить рассказы в онтологическую реальность. Это стремление к не-игре порождает в детях волнение и страх, но оно же и разрушает игру, заставляя поверивших не на шутку в существование Пиковой Дамы детей испугаться по-настоящему.
