4 марта на факультете антропологии Европейского университета в Санкт-Петербурге выступила Екатерина Деминцева, ведущий научный сотрудник Института управления социальными процессами НИУ-ВШЭ (г. Москва).
В своем докладе Екатерина Деминцева сравнивала миграции из стран Магриба во Францию (с 1960-х годов по 1974 г.) и из стран Средней Азии в Россию (с 1993-го года).
В качестве основного источника для сравнения автор использовала собственные полевые исследования. Первое проводилось во Франции в начале 2000-х годов, на основе которого вышла книга «Быть арабом во Франции». Екатерина изучала второе поколение мигрантов, так называемых «бёров», их самоидентификацию и отношение с окружающим сообществом. Второе исследование автор проводит в настоящее время в Москве, фокусируется на взаимодействии мигрантов с городским пространством. Из всех видов миграции исследователь останавливается на трудовой, так как она имеет более массовый характер, является проблемой для принимающего общества, создает вокруг себя множество стереотипов.
Временные рамки миграции из стран Магриба во Францию – это период с 1960-х по 1974 г, когда произошло закрытие границы и введение визового режима с бывшими колониями. В этот период мигранты рассматриваются как временное явление, только с 70-х годов они начинают рассматриваться как угроза обществу, этот вопрос обсуждается в СМИ. Политики интеграции не существует, все сводится к контролю приезжих в построенных для них общежитиях, где есть курсы французского языка, молельные дома.
В России временные рамки массового потока трудовой миграции – это период с 1993 года по настоящее время. Мигранты рассматриваются многими представителями властных структур, общественными деятелями как временное явление, отсутствует четко сформулированная политика интеграции. Контроля государства (кроме проверки документов на улице) подобного французской практике, в России не существует.
Можно наблюдать разные демографические характеристики этих миграционных потоков. Мигранты из стран Магриба в 60-е годы – это мужчины, в основном, из деревень, которых нанимали работать по контракту. Многие не знали французский язык, селились в общежитиях, семьи оставались на родине. Среди мигрантов из Средней Азии есть и женщины, которые едут, чтобы работать наравне с мужчинами, а не только сопровождать. Из Магриба уже в 1970-е годы семьи приезжали с детьми, в случае России дети чаще всего остаются на родине. Как показало московское исследование, сначала большинство людей ехало из городов, сегодня – это небольшие поселения и деревни. Из года в год знание русского языка снижается. Миграция, в основном, происходит по своим сетям, а не по приглашению государства. Рабочие в Москве, в основном, снимают квартиры по несколько (7-10) человек в комнате.
Сферы занятости и типы поселения французских и российских мигрантов различаются. Во Франции мигранты селились вокруг больших городов, где были большие предприятия, которые нанимали мигрантов. В тот период небольшое количество мигрантов работало в сфере обслуживания, но сейчас, например, в Париже это одна из самых распространенных сфер занятости. Мигранты живут либо в общежитиях вне города, либо в старых рабочих кварталах, которые становятся «мигрантскими». То есть, эти сообщества во Франции замыкаются территориально, контакт с принимающим сообществом минимизирован.
Основная сфера занятности мигрантов в Москве – обслуживающий персонал. Деминцева с коллегами проводили исследования в четырех разных районах города. В выборку попали мигранты, которые снимают квартиры (порядка 400 человек). Многие из них работали в ЖКХ, в сфере обслуживания, мерчендайзерами, лишь несколько процентов – в строительстве. Исследование также было попыткой выяснить, есть ли районы, в которых живет больше мигрантов. Оказалось, что главный принцип проживания – близость к работе (не обязательно рядом друг с другом). То есть, мигранты живут и работают среди остального населения, нет территориальной изолированности. Несмотря на это, жизни приезжих рабочих и принимающего сообщества проходят параллельно, за исключением школ, в которые ходят дети мигрантов. Это место, где действительно происходит какое-то смешение.
Восприятие обществом приезжих рабочих из стран Магриба было пренебрежительным: «выходцы из колоний», «дикари», «арабы», «чернорабочие», «невежды», «безграмотные». До 80-х годов о мигрантах не говорили как о мусульманах. Распространенное обозначение «местные мусульмане» было, скорее, привязкой к Алжиру. В России мигранты часто рассматриваются как угроза ислама: «понаехали», «нелегалы» и т.д. В принимающем обществе отсутствует риторика «бывших советских»: нет понимания того, что это бывшие «наши» из республик Средней Азии. Хотя сами приезжие рабочие подчеркивают, что «все мы выходцы из одной страны», советские люди. Последние десять лет в российском обществе, скорее, присутствует постоянный страх ислама: мусульмане режут барана, бараны во дворе и т.д. Другая тема – это школы, «переполненные детьми мигрантов», «50% детей, не говорящих по-русски». Во Франции, кстати, этого не было, из-за территориальных особенностей: дети мигрантов ходили в школу в тех же кварталах, где и жили. Там был вопрос о школах в плохих районах, но не о «наших» школах, переполненных детьми мигрантов.
Восприятие общества самими мигрантами – другая интересная тема. Во Франции Деминцева изучала второе поколение мигрантов, так как доступ к родителям был ограничен, многие из них плохо реагировали на европейского человека. Понятно, что многие семьи остались во Франции по экономическим причинам, а не из-за того, что очень хотели жить в европейской стране. Оставшиеся рабочие хотели законсервировать свой быт: создавать арабские семьи, арабские кварталы внутри европейского общества, и не желали, чтобы они сами и их дети каким-либо образом интегрировались (общались с местным населением, выходили замуж за европейцев). Здесь появляется тема ислама: мигранты пытались сохранить свои мусульманские традиции. Когда Деминцева разговаривала с магрибскими эмигрантами во Франции, все переключалось на вопросы ислама и расизма, это были излюбленные разговоры. В Москве же информанты не желали говорить на эту тему, возможно, это особенность выборки.
Мигранты создают свою инфраструктуру в городе. В Париже сейчас появляются коммерческие кварталы мигрантов, в которых они не живут, а делают бизнес. Например, квартал мигрантских парикмахерских, в которых они стригут сами себя и других посетителей. Другие примеры инфраструктуры, это школы, которые обслуживают своих детей, рабочие районы, которые становятся «мигрантскими». В Москве мигранты посещают другие городские пространства. Например, «этническими» кафе с национальными кухнями пользуются нечасто, в основном, ходят туда во время праздников, или когда хотят поесть своей еды. В повседневной жизни используют инфраструктуру эконом-класса.
Мария Момзикова
