Comparative History and Cultural Transfers

23 сентября в Золотом зале выступил один из ведущих современных специалистов в области сравнительной, глобальной и транснациональной истории, профессор Лейпцигского университета Маттиас Мидделл. В своей лекции «Comparative History and Cultural Transfers» он обратился к факторам, существенным для понимания развития историописания в течение последней четверти века, представил обзор пути, который прошла к настоящему моменту история культурных трансферов, и предложил свои критические рефлексии, касающиеся взаимоотношений последней с исторической компаративистикой.

 

В начале выступления г-н Мидделл остановился на том, как глобализационные процессы и реакция на них со стороны гуманитариев стимулировали историческое сообщество к плодотворным поискам. В 90-е годы историки оказались вынуждены оспаривать распространившееся среди коллег по социальным наукам представление о том, что глобализация, создавая принципиально новую обстановку в мире, делает прежний исторический опыт невостребованным. Представители исторической профессии в ответ настаивали на том, что глобализация является феноменом не только сегодняшнего дня, но обладает своей историей, которая должна быть объяснена.

Лектор уделил большое внимание дебатам, сопровождавшим формирование в этих условиях т. н. глобальной истории. Предложенный им обзор узловых проблем, обсуждавшихся в рамках нового направления – о понимании глобализации (рассматривать ли ее в качестве совокупности естественных процессов, или видеть в ней контролируемый политический проект), последствиях роста транснациональных связей (ведут ли они к гомогенизации мира), о зависимости общества от использования новых технологий – представляет особый интерес в связи с тем, что М. Мидделл в настоящее время возглавляет Сеть организаций глобальной и мировой истории. Среди дискуссий в отрасли ученый особенно выделил ту, которая касалась историзации идеи «великого разделения» (great divergence) между странами, классифицировавшимися как «развитые» и «слаборазвитые», и была стимулирована бурным экономическим ростом в Китае последних десятилетий XX в. В ряде недавних исследований, отметил он, генеалогия great divergence была существенно укорочена. Это, в свою очередь, пошатнуло представление о глубокой обусловленности первенства Запада, которое позволяло объяснять мировое развитие через изучение того, как новации (капитализм, идеи Ренессанса или Просвещения, современные идеологии) зарождаются в определенном регионе и затем с большим или меньшим успехом распространяются вширь.

 

В 1994 г., по выражению М. Мидделла, произошло открытие друг друга исследователями глобальной истории и учеными, объединенных вокруг концепции культурных трансферов (transferts culturels), положившее начало переплетению заинтересованности первых в создании новых, незападоцентричных нарративов с методологическими выкладками вторых. Направление transferts culturels, в свое время вдохновленное изучением взаимопроникновения французской и немецкой культур (символической фигурой для чего стала фигура Г. Гейне, на присвоение творчества которого претендует каждая из них), предложило новый ракурс для рассмотрения динамики межкультурных отношений.

Вместо изучения внешних влияний некоего источника новаций посредством их экспорта, представители transferts culturels сосредоточились на том, как одна культура делает «своими» элементы другой, почему востребованными оказываются именно те, а не иные элементы, как они адаптируются к ее собственному контексту, и признает ли (или, наоборот, скрывает) эта культура наличие внутри себя того, что имеет внешнее происхождение.

Рассматривая эволюцию изучения истории межкультурных связей, лектор констатировал склонность занимающихся ею ученых к изобретению новых наименований, между которыми зачастую не всегда присутствует более или менее существенная разница. Так, transferts culturels, проникнув в США, «столкнулась» там с историей «культурных столкновений» (cultural encounters); исследователи германского колониализма, интересовавшиеся тем, какое влияние он оказал на развитие метрополии, назвали сферу своей деятельности «историей переплетений» (entangled history), а конкуренция за распределение финансов между основоположниками концепции культурных трансферов М. Эспанем и М. Вернером привела к тому, что последний в 2004 г. изобрел понятие histoire croisée (история пересечений).

 

В следующей части лекции М. Мидделл представил ряд соображений относительно статуса сравнения в исторических исследованиях, ограничений, которые оно налагает на ученых, и неоднозначных взаимоотношений, которые складывались между сравнительной историей и направлением transferts culturels. Профессор напомнил, что в начале прошлого века ведущие обществоведы указали на сравнение как на единственный путь к получению убедительного социального знания, компенсирующий невозможность постановки эксперимента. Видя в этом предпосылку престижного положения компаративистов внутри исторического сообщества, он призывает отличать такую трактовку от понимания сравнения как части повседневного опыта, позволяющего устанавливать культурные различия между странами, периодами и др.

М. Мидделл подчеркнул, что объекты сравнения не являются данностью, а создаются в ходе него на основе нескольких специально отобранных параметров. Это предполагает их известную деконтекстуализацию, разрыв связей, препятствующих сравнению, а, следовательно, порождает противоречие между последним и концепцией культурных трансферов, ставящей связи во главу угла. Кроме того, отметил г-н Мидделл, если во Франции сочетание сравнительной истории и transferts culturels рассматривается как вполне приемлемое, то в Германии их сторонники представляют собой два четко отграниченных друг от друга лагеря, которые в течение 20 лет находятся в состоянии острой конфронтации.

Когда речь идет о сопоставлении наций, государств или еще более крупных объектов, считает ученый, их неизбежное конструирование содержит в себе потенциальную опасность. Двести лет Африка при сравнении с Европой выглядела нецивилизованной, слаборазвитой, отсталой, потому что это сравнение было организовано вокруг поиска аналогов европейских институтов. Вместе с тем, если дополнить его вопросом об аналогах африканских институтов в Европе, т. е. осуществить «обоюдное сравнение» (reciprocal comparison), то и результаты могут оказаться иными.

 

В заключение М. Мидделл выразил некоторый скепсис относительно действенности призывов к широкому объединению усилий компаративистов и историков культурных связей (один из них, приведенный выше, явился лозунгом недавней международной конференции в Лондоне). Однако в его устах это не прозвучало пессимистически. Перспективным, с его точки зрения, представляется сопоставление параллельных трансферов (например, как в России и Италии XVII в. воспринимали французский абсолютизм, как одни и те же сочинения, привезенные из Франции, переводились в этих странах и адаптировались к их контекстам). Профессор призвал также не оставлять без внимания то, что сравнение не является исключительной прерогативой исследователя: участники исторического процесса, подталкиваемые интересом к внешнему миру и возможностью полезных заимствований, сами зачастую прибегали к сравнениям между другими культурами и своей собственной.

 

***

После завершения лекции г-н Мидделл ответил на вопросы аудитории. Он, в частности, высказал в целом утвердительную позицию по вопросу проф. Бориса Колоницкого относительно существования сегодня глобальной историографии, сославшись, среди прочего, на транснациональную циркуляцию идей, возрастание веса международных сообществ за счет национальных ассоциаций, общие черты в профессиональном образовании историков в разных странах. Помещая в контекст своего выступления развитие экологической истории (вопрос директора Центра экологической и технологической истории Юлии Лайус), М. Мидделл признал, что, несмотря на наступление эпохи постдисциплинарности, все еще существует потребность преодоления грани между историками и специалистами, изучающими окружающую среду в традиционном естественнонаучном духе. Он также высказал предложение о плодотворности изучения корпоративной культуры международных экологических организаций. Культуру в широком смысле гость, в ответ на вопрос декана факультета истории Александры Бекасовой, предложил понимать как предполагающее множественность конфигураций установление связей индивидов и групп, актуализирующее одни аспекты опыта и не учитывающее другие. Рассуждая о роли нации в современном мире (вопрос преподавателя факультета истории Самюэля Хирста), он выделил 70-е годы как время размывания иерархии пространств, в которой национальный компонент являлся образующим. На сегодня ясной иерархии не существует, однако ряд базовых функций национального государства очевидным образом не был нивелирован или замещен другими структурами. Комментируя заключительный вопрос проф. Михаила Крома, оценивающего как странность критику сравнительной истории, основанной на соответствующем методе, со стороны представителей отдельных трендов, упомянутых в лекции, М. Мидделл указал на различие между теоретическим представлением об исторической компаративистике и практикой ее применения, не лишенной, с его точки зрения, идеологических импликаций, а потому нуждающейся в совершенствовании.