В издании «Стол» вышло интервью с профессором факультета социологии Жанной Черновой. Темой беседы стала вышедшая недавно в издательстве Европейского университета в Санкт-Петербурге книга «Путевка в жизнь. Социологическое эссе об образовании, классовом неравенстве и социальном исключении в России». Как указано в материале, «авторы сравнили взросление в России детей из семей образованного среднего класса крупных городов и выпускников детских домов, пусть даже эти детдома тоже находятся в городах-миллионниках, показали, как формируется классовое неравенство и воплощаются в жизнь риски для сирот — безработица, бедность, маргинализация».
Приводим текст интервью:
— Почему вы решили сравнивать две группы детей: выпускников детских домов и детей из семей среднего класса?
— Мы с Ларисой Шпаковской долгое время занимались изучением ответственного родительства, написали книгу «Родительство 2.0: Почему современные родители должны разбираться во всем?» (вышла в свет в 2021 году), мы изучали, как формируется и меняется современная семья, каковы современные мамы и папы. И как это часто бывает, исследовательская жизнь подкидывает новые сюжеты: я долгое время сотрудничала и с Детскими деревнями SOS, и с Благотворительным фондом «Арифметика добра» — это были прикладные исследования, направленные, главным образом, на поиск ответа на вопрос: почему же выпускники детских домов в большинстве своём не становятся социально успешными людьми? И за десять лет исследований сложилась картинка того, как формируется и воспроизводится неравенство в современном российском обществе. У нас, с одной стороны, в крупных российских городах уже сформировался благополучный образованный средний класс с представлением об ответственном родительстве, а с другой — в стране тысячи и тысячи молодых людей, которые пережили опыт сиротства, пребывания в детских домах. И этот опыт не является трамплином для социального успеха. У нас нет точной статистики успешности и неуспешности выпускников детских домов, ее и у государства нет, но большинство экспертов говорит нам о том, что детский дом — плохой социальный лифт. При этом от государства воспитанники детских домов получают значительную поддержку, в частности, они могут дважды получать образование, считаются детьми до 23 лет, но социальную норму, а именно моду на счастье и успех все равно задаёт тот самый городской образованный класс. Вот мы и сравнили «тех и этих».
— История со средним классом — это история более-менее новой России, а с выпускниками детских домов — это очень советская история несмотря на различные новые формы помощи сиротам и новые аббревиатуры и названия.
— Городской образованный средний класс — это, безусловно, про новую Россию последних 30-ти лет, это общество создавалось на наших глазах. Но это, как пишет Наталья Зубаревич — «первая Россия», если мы вспомним её типологию «четырех Россий». Это общество с определенным жизненным укладом, высоким уровнем человеческого капитала, современными ценностями, связанными с самореализацией, которые разделяют люди, живущие в больших городах и работающие в постиндустриальных секторах экономики. И для этих людей, а также в подавляющем большинстве их родителей именно собственное образование было тем самым лифтом для восходящей социальной мобильности, для достижения успеха. Именно они выступают, с одной стороны, в качестве заказчиков, а с другой — активных потребителей разнообразного образовательного рынка или, как мы это ещё называем, «индустрии детства». Эти люди понимают безусловную ценность образования, при этом они понимают, что образование – это своеобразная гонка, в которой нужно победить. А победа зависит не только и не столько от умственных способностей ребёнка и кошелька родителей, а от той образовательной среды, в которую ребёнок попадёт. Эти родители сами прошли все ступени и хорошо ориентируются на образовательном рынке. Они понимают, что при выборе школы важно не только то, как она подготовит к ЕГЭ, который у нас стал маркером успешности школы, а чтобы сама школа была социально однородна, чтобы могла формировать у ребёнка определённые ценности и стиль жизни, была дружественной ребенку. В этом плане родители являются вполне себе чёткими заказчиками и проводниками идеи социальной сегрегации. Они очень чувствуют, проводят и охраняют эти границы.
— Родители не хотят, чтобы в школе было много детей-мигрантов, детей из социально-неустроенных семей, сирот, детей с особенностями?
— Да, эта социальная сегрегация в «первой России» очень заметна. Образование у нас официально считается услугой, и родители из среднего класса – потребители этой самой услуги — очень четко понимают, что они хотели бы получить «на выходе», поэтому, начиная с детского сада, выстраивают образовательные стратегии своих детей. «Развивалки», английский язык с трех лет — за это они готовы платить. Школьное образование немного сложнее устроено, лучшие школы — это все же школы государственные, расположены они, как правило, в определенных районах города, и родители заинтересованы, чтобы ребенок, с таким трудом попавший в престижную школу, получил все «образовательные услуги» по максимуму. И в этом смысле дети мигрантов, сироты из детских домов рассматриваются как «не очень подходящие одноклассники»: наш средний класс невероятно прагматичен, родители уверены, что дети с ненадлежащей подготовкой, с особыми образовательными потребностями, с плохой успеваемостью будут тормозить учебный процесс. «Значит, моему ребёнку недодадут», — думает такой родитель. И это вовсе не потому, что родители плохо относятся к мигрантам, сиротам, просто они считают, что их ребёнок должен по максимуму получить от этой школы то, что она может дать, потому что хорошее образование в школе даёт возможность поступления в так называемый селективный вуз, а это, в свою очередь — больше возможностей на рынке труда.
— В книге вы приводите истории трех выпускников детских домов: Светы, увлекшейся женским футболом, которой благодаря спорту и осознанию ценности образования удалось вырваться из «системного коридора сиротской институции»; инертного Сергея, умудряющегося не скатываться в маргиналы только благодаря поддержке инициативного и милосердного соседа по коммуналке, и Насти, которая умерла в 19 лет, а до этого прошла всю «траекторию скатывания». На примере этих историй видно, насколько «хрупки» судьбы сирот. Почему так редко срабатывают социальные лифты?
— История о сиротах и выпускниках детских домов, вы правы, — это до сих пор очень советская история. Все эти старые социальные институты, пусть и названные по-новому, оказались невероятно устойчивы по идеологии, по практикам, наработанным схемам. Поэтому когда государство меняет название «детский дом» на «центр содействия семейному устройству», то, по сути, мало что меняется. Как в том анекдоте: чтобы мы ни собирали, все равно получается автомат Калашникова. И поэтому нам так важно было сравнить детей городского среднего класса и выпускников детских домов, чтобы показать, в чём самое слабое место последних, почему сироты не могут конкурировать с домашними детьми, в которых родители «вкладывались». Потому что сама система, в которой растут и получают образование сироты, не заточена под индивидуальные потребности, не готова к разнообразию, не учит их делать собственный выбор. Это является проблемой системы.
Если говорить подробнее про эти три биографических кейса, то Света, которая занялась женским футболом и добилась успеха, смогла преодолеть сопротивление сотрудников детдома, которые не понимают и не хотят поддерживать «странные», на их взгляд, начинания детей. Я вспоминаю, как одна директриса детдома все время внушала девочкам из самых добрых побуждений мысль, что им надо выбирать профессию швеи или повара — всегда будут сыты, работа прокормит. И даже не думала, что этим она очень сильно снижает образовательные притязания детей, которые и хотели бы попробовать что-то другое, но им изначально в этом отказывают. Наша задача была показать, что социальная неуспешность не только и не столько связана с психологическими особенностями детей — сама система выстроена так, чтобы после 9 класса сирота ушел из школы в профтехобразование как слабый ученик, а система профтеха и рада — у них план по набору, контрольные цифры приёма. То есть сироту система тащит по течению, и вырваться, поплыть против течения очень сложно.
– А как же идея значимого взрослого и отсутствия его у детдомовцев — разве не отсюда все беды?
— В России все же немало благотворительных фондов и НКО, помогающих детям в детдомах, практикуется наставничество. Но дело в том, что значимый взрослый, наставник должен быть еще и тем, кем является родитель из среднего класса — адвокатом своего ребенка, эффективным защитником его интересов перед институциями: от детского садика до поликлиники и школы — умеющим и знающим, как быть на стороне ребенка. Именно родители из среднего класса выстраивают ребенку окружающую его среду —поддерживающую, благоприятную, безопасную, развивающую.
— Если сравнивать с зарубежными странами — там сироты менее дискриминированы?
— Пока ни одно государство мира не нашло оптимального решения проблемы сиротства и его профилактики, потому что при разных подходах остается одно главное противоречие: что первичнее — автономия семьи или благополучие ребенка? Сбалансированной модели пока нет.
— Чем сегодня является взросление в России? Можно ли ждать, что «путевок в жизнь» станет больше?
— Взросление — это переход от статуса ребенка к статусу взрослого человека, и в индустриальном обществе это довольно прямой переход — от школы в вуз или училище, потом на завод, в НИИ. И так до пенсии. А в постиндустриальном обществе сам переход и процесс взросления более длительный, фрагментированный. Человек и в 30 лет снова может стать студентом, все поменять в жизни, двигаясь разнонаправленно, находясь в поисках себя. Что касается «путевок в жизнь», то для разных социально-экономических групп они разные. У каждой из «четырех Россий» есть свои представления о хорошей жизни, при этом у нас до сих пор детей-сирот пытаются вписать в советский сценарий: «образование, семья, работа» — вот маркер благополучия, этого достаточно. Но для городского образованного среднего класса важно не только наличие семьи и работы, важно качество отношений, важно, приносит ли работа удовлетворение (и не только материальное), дает ли возможность самореализации… Сейчас, когда страна идет по пути самоизоляции, я все же сохраняю социальный оптимизм: уже выросло поколение, воспитанное в экономическом благополучии, ориентированное на открытый мир, осознанное потребление и т. д. Это поколение отличается от поколения дедов, которые, собственно, и руководят страной. Так что поколенческий конфликт у нас — не «отцы и дети», а «деды и внуки». И я бы не преувеличивала все же возможности государства в навязывании дедами их ви́дения частной жизни, особенно в контексте формирования культуры ответственного родительства, когда на стороне внуков стоят и их поддерживающие родители.
Фото: Unsplash