Используя термин «страшная история», важно учитывать, что далеко не всегда это тексты, вызывающие чувство страха. Набор эмоций, стоящих за ними, гораздо шире и часто не исчерпывается чем-то одним: это может быть волнение, тревога, интерес, возбуждение, любопытство, удивление и даже смех. При этом одни и те же или типологически схожие истории, рассказанные в разных обстоятельствах, разными участниками могут провоцировать на переживание разных эмоциональных состояний. На характер переживаемых эмоций могут влиять самые разные факторы: начиная от возраста рассказчиков (верят ли они в то, о чем рассказывают или нет), заканчивая ситуацией, в которой рассказывается история («каноническое» осуществление практики: «Нужно чтобы темно было и свечи горели» или ситуация, как правило, неструктурированного интервью при котором существенно меняется прагматика трансляции).
В таком случае, как понять, какие тексты действительно провоцируют в участниках практики чувство «игрового страха», а какие нет? Автором доклада была предпринята попытка выделения в текстах «маркеров страха» – слов, словосочетаний, в некоторых случаях, полноценных предложений в детском нарративе, которые сообщают о реакции человека (чаще всего главного персонажа событий) на «страшный стимул» – эмоциональный раздражитель. В основе доклада лежит анализ устных интервью (в некоторых случаях письменных источников), а также многочисленных включенных наблюдений за реализацией самой практики рассказывания. В презентации будут представлены выводы о функции этих лексических маркеров в детской практике, а также той роли, которую они могут сыграть в понимании современного состояния жанров детского страшного фольклора.