8-9 декабря 2017 года в Европейском университете в Санкт-Петербурге прошла конференция "Республиканизм: теория, история, совместные практики", организованная исследовательским центром Res Publica, возглавляемым Олегом Хархординым. Обо всей конференции рассказывать не буду, это слишком долго и потребует отдельной хроники, поэтому скажу лишь несколько слов об отдельных докладах.
На первой секции первого дня прозвучал доклад Якова Юрьевича Межерицкого "Res publica и Римская империя Августа". Отличал его тонкий анализ терминологии, сопровождающий разговор о civitas и res publica, о Цицероне и Октавиане и свойственный этому автору, как могли убедиться те, кто уже читал его "Восстановленную республику императора Августа» (М., 2016). Тем, кто еще не читал, могу порекомендовать эту книгу, как классику историко-теоретического республиканского анализа.
Продолжая Я.Ю. Межерицкого, говорил я. Себя мне оценивать сложно, пусть это делают другие. Я проговорил свой тезис об отсутствии государства в Европе до Нового времени и о предчувствии государства в богословских построениях Фомы Аквинского. Тот момент, когда народ (populus) теряет свою политическую субъектность, а respublica начинает мыслиться как внешняя по отношению к народу политическая форма, фиксируемая на определенной территории, становится точкой рождения идеи государства.
"Европейский" разговор был закрыт на время докладом Марка Аркадьевича Юсима о революциях и их восприятии во Флоренции XIV-XV вв. Отмечу, что когда человек, выходя на кафедру, говорит, что он построит свой доклад на своих же переводах источников, и затем приводит целый ряд книг, переведенных им, это впечатляет и даже очень. Из Европы мы перебрались к нам, и обсуждение итальянских реалий сменилось презентациями Алексея Вовина, Павла Лукина, Владимира Коршакова, Татьяны Исаевой о республиканских практиках Новгорода и Пскова. Здесь я мог только слушать и вникать, поскольку ничего конструктивного сказать был не в состоянии. Это был, как говорится, тот неловкий момент, когда твой профессионализм позволяет тебе оценить уровень коллег, и он же показывает, насколько далеко медиевисту до русистов. Совершенно иной материал, другие вопросы, ставящиеся к нему, другой понятийный аппарат. В этом я, как раз, расхожусь с презумпцией сотрудников Центра, так как считаю, что прямое сопоставление европейских и российских практик мало что может нам дать. Хотя сама проблема сопоставления, безусловно, есть. Отдельно вспоминается диалог Олега Хархордина с Павлом Лукиным после доклада последнего. В их обмене репликами прозвучал очень важный тезис, в докладе тоже присутствовавший, но в имплицитной форме. Русские города жили с Европой в разных временных рядах: Новгород XV века можно сравнивать с Венецией, но не того же периода, а, приблизительно, XI столетия. Вспоминается, a propos, и мой ответ на вопрос, заданный мне пару лет назад, о том, с кем из наших властителей можно сопоставить Альфонсо Х. Тогда я ответил, что, скорее всего, с коллективным портретом Ивана III, Василия III и Ивана IV. То есть, получается тот же временной лаг.
Из вечерней секции запомнился доклад Ирины Герасимовой из РХГА про Речь Посполитую XVII века как "расколотое политическое тело" и проблему коллаборационизма шляхты. Тогда я не сказал, но на уровне метафорики сам образ "расколотого тела" напомнил "политическое многоголовое чудовище", как Самуил Пуфендорф охарактеризовал Священную Римскую империю германской нации в посвященной ее обзору полемической работе.
Утро второго дня вновь вернуло мысли к Пуфендорфу, Гуго Гроцию, Томасу Гоббсу и прочим родным и знакомым авторам. Точнее - к их русским переводам XVIII века. Проблема поиска языка, механизм ввода в язык новых политических терминов и вопросы их адаптации стали центром внимания доклада Сергея Польского. Из запомнившегося сразу выделю две вещи. Во-первых, для переводчиков XVIII столетия status - это почти никогда не "государство" (и это лишний повод нам еще раз задуматься над семантикой этого слова!). Во-вторых, сложная судьба понятия respublica, которое пытались переводить по-разному, но, в конце концов, в языке осталась калька - через "републику" к "республике". И еще, из удивительного: оказалось, что на русский язык не переводили Жана Бодена. Это настолько удивительно, что нужно еще над этим подумать.
Про остаток второго дня скажу коротко. Выступления Ю. Басилова, Н. Туманова, Д. Козлова про XVIII век, Д. Мухина и М. Марей - про XIX, были, каждое по своему, интересными и заставляющими думать. Правда, здесь уже, больше, чем в первый день, сказалось "дробление" исследователей по областям знания: например, зная, в силу понятных обстоятельств, кто такой Д.Н. Шипов и что-то слышав про Н.М. Муравьева, я совершенно не представлял себе особенностей общественно-политической жизни вологодской деревни XIX века. Похожие высказывания звучали в кулуарах и у других коллег. Так что, в этот день много было не только интересного, но и совсем незнакомого.
Наконец, из теоретической секции остановлюсь парой слов на самом, по моему мнению, страшном и живом из докладов. Александр Фридрихович Филиппов говорил о столкновении миров Карла Шмитта и Ганса Кельзена. Казалось бы, мир Кельзена победил - ООН и все сопутствующее ему, - но над Европой встает тень новой империи, которой, зачастую, называют сейчас ЕС. Мы же, в тот момент, когда нужно бы подумать о новых альтернативах международного общения, продолжаем цепляться за мифическую "легитимность ООН".
Александр Марей (НИУ ВШЭ)
