29 мая в Европейском университете с лекцией о новых подходах в истории холодной войны выступил Федерико Ромеро, декан факультета истории и цивилизации Европейского университетского института (EUI) во Флоренции.
Федерико Ромеро - профессор истории послевоенного Европейского сотрудничества и интеграции на Кафедре истории и цивилизации во Флорентийском Университетском Институте. Он является автором книги «История Холодной войны» (Torino : Einaudi, 2009), совместно с Эммануэлем Марлон- Друлем редактировал книгу о международных саммитах и глобальном управлении «Governance The Rise of the G7 and the European Council, 1974-1991» (Лондон: Рутледж, 2014 ), и в настоящее время работает над книгой «Интеграция пост-имперской Европы в глобализирующемся мире , 1968-1991» («The integration of post-imperial Europe in a globalizing world, 1968-1991»).
Чем больше времени проходит с момента завершения холодной войны, тем больше вопросов у историков вызывает не только эта эпоха, но и само понятие «холодная война». Транснациональный, децентрализующий подход стал неотъемлемой частью историографии о холодной войне. Историки отходят от представления этого периода как конфликта между двумя супердержавами – США и СССР, их внимание переместилось к так называемой зоне «глобального юга» (Африка, Латинская Америка, Азия и Средний Восток). История холодной войны охватывает все больше географических зон, развивается на макро- и микроуровнях, в этом поле перестает доминировать дипломатическая и политическая история, развивается интеллектуальная история холодной войны, история правозащитных движений, история медиа и т.д. Однако профессор Ромеро призывает с осторожностью относиться к этой историографической экспансии. Продолжаем ли мы по-прежнему говорить о единой глобальной истории холодной войны или речь идет о множестве историй в разных регионах? Являются ли, например, внутренние конфликты в Латинской Америке в этот период частью глобальной истории холодной войны? Остается ли при таком подходе холодная война центром исследования или следует говорить скорее о транснациональной истории глобальных изменений во второй половине XX века?
Чтобы разобраться в этой путанице, нужно в первую очередь ответить на вопрос о том, чем же являлась холодная война. Андерс Стефенсон называет холодную войну состоянием тотальной войны, однако это определение верно только для периода между 1947 и 1963 годом и совершенно не подходит для характеристики периода «разрядки». Напротив, Джон Гаддис описывает холодную войну как «долгий мир», что также является слишком радикальным и малополезным для исследователя определением. По мнению Федерико Ромеро наиболее продуктивным является понимание холодной войны как идеологического противостояния. Он приводит в пример подход Роберта Джервиса, который определяет холодную войну как столкновение социальных систем и идентичностей, а также концепцию холодной войны как битвы идей Давида Энгермана. В свете этих подходов холодная война является стратегически важным идеологическим конфликтом за определение будущего мира. Две супердержавы вели борьбу за доминирование не над материальными ресурсами и физическим пространством, а за направление вектора исторического развития. Поскольку эти векторы были слишком разными, мир между двумя сторонами был невозможен. Однако в рамках идеологического подхода встает вопрос о границах влияния идеологической холодной войны на локальные конфликты и процессы. Как указывает Мэттью Коннели, даже будучи поддержаны одной из супердержав, региональные изменения подчинялись своей логике, отличной от логики холодной войны.
Другим ключевым вопросом в исследованиях холодной войны является ее связь с глобальной историей и иерархия исторических нарративов. По мнению профессора Ромеро для современных исследователей в истории холодной войны важны совсем не те аспекты, которые были актуальны во время ее разворачивания. Более того, он полагает, что холодная война, безусловно, влияла на изменения в политике, культуре, экономике разных стран, но не была определяющим фактором. Таким образом, на микроуровне холодную войну можно назвать процессом, не имевшим последствий, тогда как ее важность для глобальной истории неоспорима.
В последнее время появилось очень большое количество исследований о том, как разворачивалась холодная война в третьем мире. В отличие от Европы и США, где этот период действительно можно назвать «долгим миром», в странах третьего мира (он же «глобальный юг») вооруженные конфликты были весьма многочисленны. Профессор Ромеро указывает на то, что в историографии несравнимо большее место занимают исследования этих конфликтов и стран, в которых они проходили, чем анализ истории мирных стран третьего мира. Также он подчеркивает, что противостояние супердержав не создало региональные конфликты, оно лишь поддерживало или усиливало уже существовавшие локальные противоречия.
Требует пересмотра и место Европы в холодной войне. Если раньше в исследованиях холодной войны доминировала история советско-американских отношений, то теперь внимание переместилось на третий мир. Однако, по мнению профессора Ромеро, именно Европа находилась в политическом и символическом центре холодной войны. Кроме того, что сам конфликт начался из-за судьбы послевоенной Германии, разделенная на восточную и западную части Европа стала основным плацдармом борьбы за «сердца и умы». Ни один конфликт на «глобальном юге» не имел такого влияния на ход холодной войны, как европейские события. Более того, как указывает Ромеро, еще недостаточно изучена история «разрядки» - периода, когда сотрудничество и взаимодействие между Восточным блоком и остальной Европой стали важнее, чем конфликты и противостояние.
Возвращение к европейской истории после исследования «глобального юга» важно в рамках процесса «провинциализации» Европы, то есть рассмотрения ее в сравнительной перспективе как лишь одного из множества мировых регионов. Эта эпистемологическая процедура тем более релевантна, если мы вспомним о том, что основные кластеры развития современной глобальной истории находятся в Китае, Бразилии и Мексике. К сожалению, среди российских исследователей международной истории холодной войны можно указать только Владислава Зубка, преподающего сейчас в Лондонской школе экономики.
Ольга Якушенко