В интернет-журнале «Vласть» вышел пространный материал, в котором Нари Шелекпаев, доцент факультета истории Европейского, рассказывает о значимых для себя вещах. Об образовании, о том, как появился исследовательский интерес к Астане, об эволюции и трансформации столичных городов, об исторической науке в Казахстане, а также о работе в Европейском университете и многом другом.
Приводим начало материала:
Путь к занятиям историей
В юности я не собирался быть историком. Сейчас я периодически задаю себе вопросы о своей дисциплинарной идентичности. Думаю, я, в первую очередь, исследователь (researcher), во вторую — академический человек (scholar). Когда занимаешься наукой, ты исходишь, прежде всего, из исследовательских вопросов и из проблематики, над которыми работаешь в данный момент или в целом. Затем ты думаешь о методах и о дизайне исследования — как провести его и ответить на интересующие тебя вопросы. Наиболее часто мои вопросы приводят меня в архивы, но бывает и так, что я работаю с людьми, провожу интервью разной степени глубины или наблюдаю за какой-то средой или сообществом изнутри или извне. С тематической точки зрения, я изучаю развитие городов и урбанизацию в сравнительной и транснациональной перспективах; кроме того, я изучаю историю советского и постсоветского Казахстана.
Мое образование эклектично. В 2006 я уехал в Китай: сначала в Пекин, где изучал китайский язык в течение года, а потом в Тяньцзинь, где обучался в Университете Нанкай. Нанкай известен своей Школой политики и государственного управления им. Чжоу Эньлая (премьер-министра Китая эпохи Мао). Я хотел учиться именно в этой школе и поступил на бакалавриат по политическим наукам с преподаванием на китайском языке. В 2011 году я поступил в Высшую Школу Социальных Наук (EHESS) в Париже, в магистратуру с зонтичной программой в сфере социальных наук. В École не было разбивки по дисциплинам — все могли ходить на исследовательские семинары ко всем. Выпускники получают диплом в области социальных наук, а не отдельно взятой дисциплины. В плане структуры, большое и плодотворное научное сообщество организовано не на уровне факультетов, а внутри трех-четырех десятков научных центров и лабораторий.
В магистратуре я заинтересовался Астаной как исследователь. Я продолжаю называть этот город Астана — считайте это моей позицией, если угодно. Через изучение этого города у меня сформировался интерес к истории городов (urban history). Степень PhD я получил уже в Канаде, в Монреальском Университете. С будущей научным руководителем я познакомился в Праге, на конгрессе Европейской ассоциации по изучению истории городов (EAUH) в 2012 году. Она случайно оказалась на презентации моего доклада и позже связалась со мной, предложив работать над докторской под ее руководством.
Астана как предмет научного интереса
Перенос столицы из Алматы в Астану и кристаллизация Астаны как столицы происходили на моих глазах. Я постоянно про это читал, а в 1998 году даже посетил международную инаугурацию новой столицы. Сначала я воспринимал события, связанные с Астаной, как обыватель, но затем стал задумываться над ними как исследовать. Перенос столицы был политическим событием или частью политического процесса, которые сильно повлияли на демографию, потребление, логистику, градостроительство, вплоть до геополитической динамики (не люблю слово «геополитика», но иногда приходится его использовать) постсоветского Казахстана. У меня появилось желание поработать с этими вводными серьезнее, на исследовательском уровне.
С исследовательской точки зрения 10–15 лет назад Астана изучалась поверхностно, хотя у местных ученых было несомненное преимущество ввиду того, что они могли наблюдать все изменения на месте и анализировать происходящее с городом в большем временном отрезке. Сегодня существуют работы культурологов, антропологов, географов, политологов, социологов, которые исследовали Астану и внесли вклад в изучение этого города. Среди них несколько коллег, которые за эти годы стали друзьями, — Кульшат Медеуова, Алима Бисенова, Адриан Фов. Моя область — это городская история в сравнительной перспективе, то есть я изучаю Астану в «длинной» исторической перспективе. Помимо этого, я изучаю Астану именно как столицу и пытаюсь понять, каковы ее особенности как столичного города (в ряду других столичных городов) с точки зрения функционала, репрезентаций, муниципального и государственного управления и так далее.
В 2016 году я прочитал доклад в Принстонском университете под названием «Астана как имперский проект?». В 2018 году переработанная версия этого доклада вышла в академическом журнале Ab Imperio. И доклад, и статья были интеллектуальными провокациями и вызвали много вопросов, критики, но и энтузиазма. На момент нашего разговора в историографии существует несколько подходов к изучению советского периода в истории Казахстана. Существуют, в частности, споры о том, насколько советский проект был имперским (то есть наследовал практики управления Российской империи) и был ли он имперским в принципе. Ряд ученых считает, что советский режим кристаллизовался в результате слома предыдущей системы управления в 1920-х (и частично в 1930-х) и преемственности с дореволюционным режимом либо не было, либо она была минимальной. Но есть и другая группа историков, которые утверждают, что, с точки зрения идеологии, отношения к перифериям, и администрирования инаковости, между имперским и советским режимами было больше сходств, чем различий.
Советская Центральная Азия стала местом для реализации масштабных политических, экономических и инфраструктурных проектов, таких, как коренизация, Турксиб, насильственный перевод кочевников на оседлость, Целина, хлопководство, Байконур, ядерный полигон и другие. Если говорить об этих проектах с позиции политической истории, то можно говорить как минимум о зависимости народов Центральной Азии от решений, принимавшихся руководством Советского Союза. С точки зрения экономической истории, во многих случаях речь идет о колонизации в прямом смысле. В экономическом смысле, колония — это такая сырьевая или инфраструктурная база, где ты что-то добываешь или производишь, потом вывозишь это, перерабатываешь, формируешь добавленную стоимость и перепродаешь за рубеж или в ту же самую колонию. Или же ты используешь колонию как пустынную территорию (wasteland) — которой она может и не являться — строя на ней полигон или приводя к деградации целое море. Как правило, колониям достаются самые токсичные или самые малопривлекательные производства. Так вот, в Казахстане в 20-м веке движение столиц удивительным образом совпадало с развитием больших модернизационных проектов, инициированных руководством СССР. В своей статье я пытался проследить эту связь и сделать выводы о взаимопроникновении экономики и политики, а также о том, как перенос и строительство столиц в колониальном (или полуколониальном) контексте в принципе связаны с иерархией между метрополией и колонией, для которой они создавались.
Об исследованиях городов
Занимаясь Астаной, я начал интересоваться эволюцией и трансформацией столичных городов в периоды активных политических изменений. Помимо Астаны, в своей докторской диссертации я также исследовал кейсы Бразилии и Оттавы. В частности, я изучал то, как меняется городской пейзаж в столицах в результате смены политического режима, например, после обретения независимости бывшими колониями.
В целом существует множество подходов к исследованиям городов. Их можно изучать изнутри, с муниципальной точки зрения, например, отслеживая и анализируя изменения в ландшафте, архитектуре, или культурном наследии, поскольку 90% культурного наследия сосредоточено в городах. Можно сосредоточиться на горожанах, изучать миграцию, интерпретировать ее динамику, обращая внимание на структуру и качество урбанизации. Такая работа важна для муниципалитетов, которые занимаются расчетами и планированием городов и инфраструктуры. Ведь город — это чрезвычайно сложный организм: когда все идет хорошо, мы живем и не задумываемся о том, как он работает. Но представьте, если перестанут убирать мусор или подавать воду. Для того, чтобы города продолжали работать бесперебойно, нужно изучать то, как они изменяются. Наконец, можно изучать город как среду обитания людей и задавать вопросы о том, кому принадлежит то или иное пространство, насколько инклюзивной является та или иная среда и так далее. Такие вопросы нередко предполагают политическую повестку, но они тоже очень важны.
Продолжение материала читайте в интернет-журнале «Vласть».