Весной этого года был объявлен конкурс проектов нового Музея обороны и блокады Ленинграда. К участию в нем пригласили 9 архитектурных бюро из России, Норвегии, Финляндии, Германии. На выставке в Конюшенном ведомстве петербуржцы могли познакомиться с тем, как разные архитекторы решают музейный комплекс, посвященный самой страшной трагедии в истории города. Как говорить о блокаде средствами архитектуры? Как увековечивать память и как рассказывать историю новым поколениям? Как «работают» с посетителем современные мемориалы и музеи? Эти вопросы предложены 12 сентября 2017 года к обсуждению на круглом столе, посвященном проектам блокадного музея.
Открывая круглый стол, историк архитектуры и доцент ЕУСПб Владимир Басс заметил, что конкурсные проекты соответствуют современным архитектурным трендам — они используют внятные простые метафоры, пытаются достичь психологического воздействия за счет света и геометрии, демонстрируют посетителям нарративы, составленные из множества имен и личных историй. В некоторых проектах очевидны традиции большого советского мемориального музея. Также Басс обратил внимание на специфику работы проектных студий — музей для архитекторов такая же типовая задача как жилой дом и офис-центр. Визуальные метафоры подбираются в зависимости от специфики объекта и иногда могут скатываться в примитивнейший символизм.
Заместитель директора по науке Музея обороны и блокады Ленинграда Милена Третьякова указала, что проект музея «Обороны и блокада Ленинграда» изначально включал в себя научно-исследовательский и образовательный центры, а также возможность проводить временные выставки. Комплекс должен стать частью культурного кластера, среди других запланированных объектов — библиотека и музей архитектуры.
Также она заметила, что новый музей может помочь осуществлять важную социальную функцию, которая нереализуема в условиях Музея обороны и блокады Ленинграда на Соляном переулке. Существуют два основных способа разговора о блокаде — музей о победе с цифрами статистики, чувством позитивной сопричастности и салютом в конце или же трагический нарратив гибели, акцентированный, к примеру, на дневниках Тани Савичевой или Пискаревском кладбище. Чтобы в полной мере отразить события блокады нам необходимы новые исследования и свидетельства.
Историк и профессор ЕУСПб Никита Ломагин отметил труднодоступность выделенной городом территории. Также он отметил важность первого «мировоззренческого» конкурса музея блокады в постсоветское время, в ходе которого мы должны определить, что нужно помнить о блокаде, как это нужно сохранять и закреплять. Среди проектов, лейтмотивами которых является надежда и просветление, Ломагин особенно выделил финский, также получивший больше всего голосов петербуржцев на выставке в Конюшенном ведомстве. Впрочем, и к нему остается много вопросов — куда пойдут люди, достигнув конца архитектурной спирали, и какой пропускной способностью будет обладать такой объект.
Историк ленинградской архитектуры военного периода Юлия Бахарева напомнила, что первые проекты мемориалов обороне ленинграда были разработаны еще в конце 1941 года. В планах развития и восстановления город рассматривался как памятник победы. Победа над гитлеровской Германией связывалась с войной 1812 года — архитекторы были движимы амбициями превзойти своих предшественников в строительстве торжественного Петербурга.
Антрополог, доцент ЕУСПб Екатерина Мельникова высказала мнение, что благодаря устной и материальной памяти родственники участников блокады разделяют живой опыт прошедших событий. Ей кажется, что в любом случае музей окажется своего рода аттракционом (как и многие подобные музее в Европе). Главное — суметь показать очень различные вещи и формы памяти. Возможно, справиться с этой задачей поможет использование максимально нейтральных форм, считает Мельникова.
Специалист в области военной истории, профессор ЕУСПб Владимир Лапин указал, что плохо составленная экспозиция может привести к компрометации объектов и нарративов, нивелированию их силы убеждения. Он считает, что блокаду трудно совмещать со всей военной историей, нарративом прославления, излишней глорификацией национального опыта «в стиле “Звездных войн”». При этом в многих пособиях даже не указывается, что блокада стала результатом поражений советской армии, поэтому область истории военных действий остро нуждается в новых исследованиях и уточнениях.
Исследователь исторической политики,профессор ЕУСПб Алексей Миллер считает, что посетителю музея блокады нужно передать чувство экзистенциального ужаса, уникальность и запредельность блокадного опыта. Подобные мемориальные объекты должны ставить по-настоящему важные вопросы. Так, например, Музей Варшавского восстания в Польше должен затрагивать вопрос целесообразности бунта как такового (историк напомнил, что потери среди мирного населения в ходе тех событий составили двести тысяч человек). Особенность ленинградской ситуации заключается в уникальной концентрации рефлексирующих людей, которые оставили после себя письма и воспоминания.
Главный редактор журнала «Проект Балтия» Владимир Фролов усомнился в том, что музей обязательно должен транслировать ощущение ужаса и предложил обратить внимание на сплоченность и взаимовыручку блокадников. По его мнению проект должен справляться с двумя задачами — репрезентативной и градостроительной. Поэтому драматический модернизм финского бюро Lahdelma & Mahlamäki кажется ему наиболее выигрышным решением. С одной стороны, он позволяет вырваться из логики архитектурного постмодернизма, с другой — создать заметное и убедительное здание, которое воспринимается как самостоятельный ландшафт.
В октябре 2017 года Комитетом по градостроительству и архитектуре был определен проект будущего музейно-выставочного комплекса, им стал проект архитектурного бюро «Студия 44».
Автор текста: Алексей Павперов
