ВДНХ-8. Оспаривая «советское»?: НЭП и пределы политического

 
18.11.2014
 
Университет

Первый день конференции ВДНХ завершала панель «Оспаривая «советское»?: НЭП и пределы политического», инициированная центром исторических и политических исследований Пермского государственного национального исследовательского университета. Ее идеей была попытка взглянуть на то «советское» (дискурс, практики, отношения), которое непосредственно соприкасалось с «политическим» (партийным), и в то же время не сводилось к нему, как бы существуя в пограничной зоне между «политическим» и «иным».

В этом ключе были выбраны три темы: внутрипартийная борьба 1923-1924 гг. и артикуляция дискурса парламентаризма и демократии на разных уровнях партийных конференций; проект конструирования в профсоюзной печати социальной идентичности «советского работника» занятого в частном секторе обслуживания; функционирование в 1920-е гг. частных кинотеатров и коммерческого кинопроката. Важной чертой и достоинством каждого из докладов было обращение к «голосам эпохи»: цитирование различных по контексту нарратива источников, представляющих «разное советское» – от присвоения политических клише с целью создания имиджа «нового человека» до оспаривания всеохватывающей роли политической риторики в повседневности рядового советского человека. По этой причине помимо интереса вынесенных на обсуждение вопросов для политической истории, очевидна их значимость для антропологического изучения советской городской культуры, сочетавшей строительство нового общества в соответствии с задаваемыми идеологией культурными формами и, с другой стороны, пространства политических дебатов, пространства осознанного ухода от политики и быта в кинематографическую реальность с иной эстетикой, пространства наемного труда и «буржуазного» быта, – пространства, формировавшие идентичности и практики, о которых действительно можно сказать, что они существовали на границе «советского» и «иного».

Первый доклад А. Резника (ЦСИПИ) ставил своей целью интерпретировать риторику борьбы внутрипартийной оппозиции с линией Сталина. С его точки зрения, переход к «электоральному авторитаризму», который стал с 1924 г. единственно возможной моделью организации ВКП(б), не являлся полностью предрешенным вне зависимости о того, чья «линия» – Троцкого или Сталина взяла бы верх. В данном случае он оспаривает мнение И. Халфин, согласно которому и сторонники ЦК, и оппозиционеры были едины в своем дискурсе партийной жизни и организации, которая при любом варианте сводилась к выстраиванию жесткой иерархии и олигархизации. Резник же полагает, что риторика внутрипартийной борьбы 1923-1924 гг. показывает, что в ВКП (б) существовали практики и ресурсы парламентаризма, и оппозиция не была «обратной стороной той же медали». В частности, Резник обращается к основному требованию оппозиционеров соблюдать принцип пропорционального представительства, при котором «линия» (внурипартийная группировка), набравшая меньшинство голосов так же была бы представлена в вышестоящих партийных структурах. Однако два основных фактора обусловили то, что верх взяла «линия Сталина». Первый – смерть Ленина в 1924 году; второй — то, что ресурсы парламентаризма были плохо освоены оппозицией, из-за чего во внутрипартийной борьбе видели борьбу за портфели, бюрократические интриги и опасный децентрализм власти большевиков. В то же время сторонники ЦК обладали значительным административным ресурсом и сумели убедить даже рабочих с дореволюционным партстажем, что целью оппозиции является не демократическая избирательная система в партии (Молотов говорил, что оппозиционеры взяли себе «кличку» демократов), а личная борьба за власть Троцкого и его сторонников, разрушительная для партии и революционных завоеваний общества. В пользу этого утверждения приводился довод, что парламентаризм является неотъемлемой частью буржуазной демократии, противопоставляемой демократии рабочей, в которой не может быть места карьеризму и дележу кресел. Журнал «Красный перец» назвал демократов (имея в виду оппозиционеров) «бюрократами не у дел, лезущими напролом». Таким образом, сторонниками ЦК было сформировано твердое общественное мнение, что в партии должен быть положен конец «непонятному различию мнений».

Второй доклад А. Клоц (Ратгерский университет, ЦСИПИ) был посвящен анализу дискурса профсоюзной печати как одной из альтернатив партийному дискурсу в конструировании идентичности советского работника/советской работницы. Алиса Клоц исходит из того, что в 1920-е гг. рабочий класс не был объективно существующей реальностью, а являлся социальным конструктом идеологического контроля и аналитической категорией определения коллективной идентичности. Профсоюз же был как раз той площадкой, где эта идентичность оформлялась. Он приобретал особое значение в случае работников частного сектора обслуживания по причине дисперсности группы, деревенского происхождения большинства ее членов, их вовлечения в «буржуазный» быт и «отупляющий», согласно Ленину, по своему характеру труд. Домашняя прислуга, горничные, повара частных заведений являлись уникальным объектом для советской социальной инженерии. И в этом главную роль в 1920-е стали играть именно профсоюзы, оспаривающие у партии первоочередность профессионального, социального, культурного просвещения в противовес просвещению политическому. С точки зрения профсоюза работников народного питания главной задачей на пути перехода этой маргинальной группы в рабочий класс было формирование идентичности активного члена профсоюза, но не сознательного коммуниста, в чем профсоюз упрекала в частности Крупская. Отсюда – внимание к правовым вопросам, вопросам «культурности» досуга (например, что читают няни и горничные, и не читают ли они под влиянием нанимателей «пошлые романы»), борьбе с религиозными предрассудками (как с православными практиками, так и с гаданиями), и главное – коллективным практикам членов профсоюза, которые должны были заменить «бессмысленное» времяпровождение и укрепить коллективную идентичность. С конца 1920-х гг. происходит структурное реформирование профсоюза работников частного сектора обслуживания, и дискурс просвещения сменяется дискурсом трудовой мобилизации, всецело политизированным «нуждами партии».

Последний доклад панели (Е. Жданкова (Спб ИИ РАН)) был посвящен городским кинотеатрам в 1920-е гг. Исследовательский интерес автора заключается в том, что будучи арендованными частными предпринимателями у государства, кинотеатры становились способом получения коммерческой прибыли, обуславливавшей репертуар, который должен был соответствовать вкусам зрителя. О необходимости контроля и над зрительскими предпочтениями все 1920-е гг. шла оживленная дискуссия, однако до середины 1930-х гг. они все еще в большой степени оставались пространством, где «политическое» проигрывало «частному» как коммерческому и как личной избирательности зрителя. Этим и обуславливалось доминирование в частных кинотеатрах зарубежных или дореволюционных картин, привлекательность которых по сравнению с советскими состояла в отсутствии политической агитации и возможностью эстетического отдыха от бытовых сюжетов. «Бедный человек с большим желанием будет смотреть картину из лучшей жизни», оставаясь в своей частной реальности кинематографического восприятия, и, таким образом, оспаривая «советское» – советское политическое и советское повседневное — фактом собственного выбора при заурядной акции покупки билета.

Олена Бабкина