Ректор Европейского университета Вадим Волков дал интервью экспертному изданию о высшем образовании «Ректор говорит!». Ученый рассказал о миссии Европейского, его новой задаче, образовательном процессе, фонде целевого капитала, о том, что считать грамотностью в 2025 году, а заодно — и о том, как внутри академического сообщества возникают субкультуры.
Приводим отрывок из интервью:
— А что заставляет Европейский университет двигаться в другие области?
— Прежняя матрица социогуманитарных наук исчерпывается. Знания, основанные на наблюдениях, изменились, потому что изменились способы наблюдения и сами данные. Методы науки тоже меняются из-за ускоренного развития технологий производства, сбора и обработки данных, вмешательства искусственного интеллекта. Долгое время информационно-технологическая революция шла своим путем, а социогуманитарные науки — своим. Их развитие замедлилось, престиж стал падать, потому что престижно то, что технологично. Европейский университет находится на переднем крае социогуманитарных наук, но то, на переднем крае чего он находится, само по себе передним краем уже не является.
Наша новая задача заключается в том, чтобы снова сделать социогуманитарные науки привлекательными, какими они были в прошлом веке, синтезируя их с передовыми технологическими решениями. Тогда эта сфера получит новую жизнь, снова станет захватывающей и привлечет новое поколение ярких молодых людей.
— То, о чем Вы говорите, очень интересно, потому что, размышляя о социогуманитарных науках, их часто связывают исключительно с наследием, традициями, сохранением прошлого, то есть с оглядкой назад. Вы же этот социогуманитарный «прожектор» направляете вперед: случилась технологическая революция, мир изменился, а значит и социогуманитарное знание должно быть по-новому встроено в эту реальность.
— Мы можем еще и с другой стороны на это посмотреть. Технологии несут риски. Сами по себе технологии не имеют ни воли, ни смысла. Гуманитарные науки являются источником смыслов и могут сделать технологии осмысленными и определить их вектор. Иначе не факт, что искусственный интеллект сделает нас счастливыми и свободными. Во многих ведущих центрах разработки происходит поиск социальной концепции ИИ, поиск того, как он встраивается в жизнь человека и сообщества, каковы его ролевые модели. Программисты, разработчики выполняют технические задачи. А есть еще этические задачи, и чтобы их решать, нужно обладать знаниями за пределами программирования.
— Как Вы оцениваете текущее состояние социальных наук?
— В социогуманитарных науках изначально есть проблема с объективностью. В них всегда пытаются встроить чьи-то интересы: исследователя, группы, политической партии, бюрократии, и производимое знание может искажаться под влиянием интересов. Это особенно любят делать «левые». Но не только. Какая-то область может познаваться с точки зрения потенциальной управляемости или в качестве инструмента политической борьбы. Социология, например, регулярно сводится к идеологическому инструменту, ассоциируется с исследованиями общественного мнения или предпочтениями потенциальных покупателей. В физике тоже есть интересы групп, или институций, или правительств, но они не затрагивают метод и никак не могут влиять на процедуру и результат, потому что он базово объективен. В социогуманитарных науках интересы колонизируют и выбор проблемы, и даже метод.
Провинциальность, самобытность в постановке проблем и методологическую отсталость в социогуманитарных науках мы уже преодолели. В международном масштабе сейчас проблема заключается в том, чтобы отделить научное высказывание от идеологического. Работа с большими данными, их сбор и анализ предоставляют возможность социогуманитарным наукам выйти на более высокий уровень доказательности. Информационные технологии дают надежду на выход из тупика. Но пока только надежду.
<...>
— Для Вас важно формировать научную субкультуру в университете разнообразно, чтобы в нем работали и те, кто настроен остаться в нем на многие годы, и, условно, космополиты с амбициями реализовать у вас большой проект и дальше продолжить карьеру в любой другой лаборатории мира? Или все это происходит у вас естественным образом?
— В идеале я хотел бы, чтобы Европейский университет управлялся не менеджериальными способами, не административным контролем, санкциями, отчетами, вертикальной иерархией, а через построение определенной субкультуры. Это тонкая вещь, в которой заложено стремление не подменять природу того, чем занимается преподаватель. Не требовать отчетность, не устанавливать показатели, а делать акцент на осмысленной, содержательной работе, потому что только в ней человек реализуется. Научная и преподавательская работа, если в ней нет бюрократической нагрузки, — прекрасна, это высочайший способ реализации, выше него только искусство. В науке человек, в хорошем смысле, пропадает, потому что иногда она делает его счастливым. Но пока это только идеал, потому что регулирование высшего образования у нас довольно плотное.
Уезжают ли от нас сотрудники? Да, уезжают. Значит, мы должны стать лучше, чтобы была сильнее гравитация. Международная конкуренция в науке высока, и люди, конечно, уезжают в другие университеты. Кто-то потом возвращается. Я сам четыре года был аспирантом в Англии, а после защиты вернулся в Петербург, как раз в Европейский. Академическая мобильность — коварная штука. При переезде кажется, что ты выбираешь другое место работы, другой университет. На самом деле ты выбираешь страну и культуру, в которой будешь жить. А это далеко не только университет.
— Особенность Европейского университета еще в том, что развитие его образовательных и научно-исследовательских программ происходит в том числе за счет привлечения финансирования от компаний, фондов, частных лиц и благотворителей. Это нетипично для российского образования. Как Вы полагаете, почему вам это удается, а большинству вузов — нет?
— Кто хочет, тот и может. У нас второй по величине эндаумент, по данным рейтинга. На первом месте — Сколтех. Третий — МГИМО, которому прекрасно удается наращивать фонд целевого капитала, у вуза много успешных выпускников. Высшая школа экономики, насколько я знаю, тоже активно привлекает корпоративное финансирование для развития своих центров и проектов. Вообще это получается у тех университетов, которые систематически предпринимают усилия в этом направлении. А те, кто просто живут на гарантированном бюджетном финансировании, даже не испытывают в этом потребности.
Для Европейского университета фонд целевого капитала — это финансовая основа, его проценты составляют до трети годового операционного бюджета. Мы активно взаимодействуем с крупными и средними компаниями, банками. Это только российские деньги. Наш эндаумент, благотворительность и исследовательские проекты — на самом деле и есть основные источники нашего финансирования, и лишь небольшая часть в бюджете — это плата за обучение. Все думают, что мы коммерческий вуз, но мы им не являемся. Общая сумма стипендий, которые мы платим обучающимся, значительно выше, чем суммарная плата за обучение, которую получает университет.
— Почему частные компании дают деньги университету?
— Потому что система управления университетом вызывает у них доверие. У нас активный, ответственный попечительский совет, который действительно работает. Его председатель — директор Государственного Эрмитажа Михаил Борисович Пиотровский. В совет входят люди с высочайшей репутацией и разными компетенциями, это и ученые, и предприниматели, и управленцы. Попечительский совет ищет и назначает ректора, дважды в год оценивает его работу, принимает финансовый отчет, участвует в стратегическом планировании и взаимодействии с донорами. Совет выступает гарантом того, что деньги, которые получает вуз, дадут именно тот результат, на который запрашиваются. И те, кто поддерживает университет или конкретные проекты, в курсе этих результатов.