Жизнь в тундре для многих звучит как что-то трудно представимое. Тундра — таинственная и неизведанная, ассоциируется с коренными народами Севера, исследователями и кочевым образом жизни. Бывает иначе. Младший научный сотрудник социальных исследований Севера Наталья Косяк опубликовала на портале Go Arctic материал о сезоне жизни в тундре, привычной практике жителей полуострова Канин. Конкретнее — автор рассматривает практики, устоявшиеся на территории тундры, ближайшей к Шойнскому сельскому поселению (Шойна и Кия), среднему течению реки Шойны, части побережья Белого моря — от деревни Кия на юге до бывшей промысловой базы Тарханово на севере.
Автор отмечает, что, «по образному выражению одной из жительниц поселка Шойна, для многих ее соседей и для нее самой в августе и сентябре наступает время “жизни в тундре”». Почему? Дело в том, что эти месяцы — традиционное время сбора ягод: морошки, брусники, черники, голубики. Для каких-то поселков в тундре сбор морошки на продажу — это специфический сезонный заработок.
Продаются эти ягоды реже и исключительно внутри поселка или ближайшим соседям, когда они предполагают, что не успеют или не смогут собрать сами. Так, бруснику заказывают в Шойне односельчане и знакомые из соседней деревни Кии. Существует и обратная ситуация, когда жители Шойны заказывают ягоду в соседней Кие (как мотивация может выступать предположение, что ягода в конкретный сезон лучше где-то в другом месте, а не у себя рядом). Заказы эти небольшие: чаще 3 или 5 кг, средняя цена 300 рублей за килограмм. В посёлке свежую бруснику и воронику осенью может купить пекарня (для ватрушек), но эти заказы также небольшие и нечастые. В отличие от сбыта морошки, такой доход не составляет значимой части бюджета, а занимаются сбором на продажу этих ягод лишь несколько человек.
При этом сезон жизни в тундре нужно как-то совмещать с постоянным рабочим графиком. Автор отмечает, что самые свободные в данном отношении — пенсионеры. Тем не менее в сезон сбора ягод часть жителей села в свободное время отправляется в тундру: это могут быть как выходные, так и вечера после рабочего дня. Время в тундре оказывается гибким. Нет единого правильного времени для поездки туда. Кроме того, сезон жизни в тундре встраивается в семейные обязательства: к примеру, заботу о детях и внуках.
Например, в 2018 г. в сентябре неделя у Р., которая работает банщицей, выглядела так: понедельник, вторник — женский день (полные рабочие дни до позднего вечера); среда — работа до 12 и уезжает в тундру; четверг, пятница — мужской день (полные рабочие дни до позднего вечера); суббота и воскресенье уезжает в тундру. Почтальон Л. всю вторую половину августа и первую декаду сентября уезжала на квадроцикле в тундру каждый рабочий день после закрытия почты и на целый день в выходные; про себя она говорила, что «сейчас живет в тундре». Обе женщины собирали ягоду только для своих семей, то есть время, проведенное в тундре, не использовалось для дополнительного заработка, а оценивалось скорее как досуг: «А чем живем? Работаем. В выходные в тундру, когда лето да осень» (женщина, около 47 лет, 2018 г.).
Приводим выводы, к которым приходит автор материала:
Таким образом, практики жителей Шойнского сельского поселения в летне-осенний период показывают, что с тундрой оказывается тесно связана жизнь не только оленеводов; строго говоря, для этой связи не обязателен кочевой образ жизни. Многим жителям удается гибко встраивать время «жизни в тундре» в рабочий график. Существование сезона с частыми и в некоторых случаях продолжительными отъездами в тундру из поселка обусловлено, как кажется, не только экономическими потребностями домохозяйств; сами люди эти практики могут воспринимать как часть досуга, когда так проводят все выходные дни.
Эти практики, совсем не обязательно имеющие целью заработок (хотя сбор морошки может быть коммерчески успешным) или направленные исключительно на обеспечение семьи запасами на зиму (хотя охота и сбор ягод выполняют такую функцию), связывают людей, часто именно семьи или близких друзей, с обширной территорией части Канинской тундры и побережья. Находящиеся вдали от поселков «свои избушки» с привычными маршрутами формируют чувство принадлежности к пространству, гораздо более широкому, чем сельское поселение. Эти длительные отношения с ландшафтом можно описывать как практики принадлежности месту (practice of belonging), представляющие самостоятельную ценность.
Оригинал материала, а также подробности о пространстве «своей» тундры, связи с местом, традиции изб читайте на Go Arctic.
Фото: Pixabay