170 лет назад началась Крымская война. Как она изменила Россию, почему Николай I допустил международную изоляцию страны и пропустил революцию в военном деле, наконец — какие проблемы были в России с логистикой и как смерть российского императора повлияла на ход Крымской войны, рассказывает научный сотрудник факультета истории Владимир Лапин.
Приводим отрывки из объемного интервью изданию «Лента.ru»:
— Как в 1853 году Николай I умудрился на 29-м году своего правления объединить против себя тогдашних непримиримых антагонистов — Британию и Францию? Почему он допустил, что к началу войны Россия осталась без союзников в Европе и в полной международной изоляции?
Это стало последствием той затянувшейся эйфории, в которой пребывала Россия после победы над Наполеоном I. Вплоть до революции 1917 года вся историко-идеологическая конструкция Российской империи основывалась на культе великой победы в Отечественной войне 1812 года, а в последние годы правления Николая I это проявлялось еще сильнее. В николаевскую эпоху Россия чувствовала себя всесильной, почивая на лаврах прошедшей войны.
Эта эйфория лишала как самого императора, так и весь правящий класс возможности адекватно воспринимать действительность.
Абсолютно некомпетентной оказалась и российская дипломатия, которую еще с 1816 года возглавлял бессменный канцлер Карл Нессельроде. Она не сумела ни найти для нашей страны союзников в Европе, ни отговорить Николая I от опасной эскалации конфликта с Турцией. Император просто не верил, что кто-нибудь в Европе всерьез заступится за ее «больного человека», как он называл Османскую империю.
Такая эйфория усугублялась еще и тем, что в период между окончанием наполеоновских войн в 1815 году и началом Крымской кампании в 1853 году Россия поучаствовала в четырех победоносных войнах: с Персией в 1826-1828 годах, с Турцией в 1828-1829 годах, с восставшей Польшей в 1830-1831 годах и в Венгерском походе в 1849 году. Когда один военный триумф следует за другим, это только усиливает представление о том, что мы всех всегда били, бьем и будем бить. Хотя уже тогда прозвенели первые тревожные звоночки о том, что не все в военной машине Российской империи так благополучно, как казалось.
— Какие?
Например, Польское восстание 1830-1831 годов не удалось подавить в зародыше мощным ударом имперской длани. Огромной русской армии пришлось воевать с поляками почти целый год. Российской империи не удалось добиться сосредоточения сил и средств на самом важном стратегическом направлении.
То же самое произошло и в Крымскую войну, когда на довольствии в русской армии числилось более миллиона человек, из которых непосредственно в военных действиях в Крыму участвовали около 30 тысяч человек. Остальную армию пришлось рассредоточить вдоль границ с Австрией и Пруссией, которые держались политики враждебного нейтралитета.
Но военный механизм так устроен, что простое многократное наращивание численности армии мало сказывается на ее боеспособности. Значение имеет только то, сколько войск можно бросить в бой здесь и сейчас. Другое важное обстоятельство: Россия при Николае I пропустила очередную революцию в военном деле. Крымская кампания это отчетливо показала, став по сути первым военным конфликтом эры гонки вооружений.
До 1830-1840 годов военная техника развивалась крайне медленно. Корабль постройки 1840-х годов по своим тактико-техническим характеристикам и боевым возможностям мало чем отличался от фрегата петровского времени. Русские солдаты под Севастополем в 1854-1855 годах стреляли почти из таких же ружей, что и под Полтавой в 1709 году.
Но во второй четверти XIX века начался стремительный процесс смены поколений вооружения и военной техники. Тот, кто обладал устаревшим оружием, в огромной степени терял шанс на победу. До начала этого соревнования в создании все новых и новых видов нападения и защиты главным показателем военной мощи была численность вооруженных сил, и Россия с ее колоссальными людскими ресурсами находилась в очень выгодном положении. Но к ответу на новый технологический вызов она оказалась не готовой. Эта ситуация очень наглядно описана в «Левше» у Лескова:
— Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть что бы и у нас не чистили, а то, храни Бог войны, они стрелять не годятся — внятно выговорил Левша… перекрестился и умер… Государю так и не сказали, и чистка все продолжалась до самой Крымской кампании. В тогдашнее время, как стали ружья заряжать, а пули в них и болтаются, потому что стволы кирпичом расчищены… А доведи они Левшины слова в свое время до государя — в Крыму на войне с неприятелем совсем бы другой оборот был…
И действительно, в боях под Севастополем англичане из своих более точных и дальнобойных нарезных штуцеров безнаказанно расстреливали не только русскую пехоту с ее устаревшими гладкоствольными ружьями, но и русскую артиллерию. Это же просто немыслимо!
<...>
— Почему в России логистика всегда была ахиллесовой пятой для ее армии?
Во-первых, это всегда связано с внутренним состоянием государства и его социальной культурой. Как известно, любая армия мира готовится не к будущей войне, а к предыдущей. Всякая новая война преподносит новые вызовы, и ее исход зависит от того, насколько быстро и адекватно страна может на них ответить. Перед началом Крымской войны российское общество и государство находились в таком состоянии, что оказались на это неспособны.
И если недостатки в военном деле можно было компенсировать мужеством, смелостью и героизмом солдат и офицеров, то проблемы в логистике восполнять было нечем. Как говорил французский генерал Нансути, объясняя маршалу Мюрату результаты Бородинской битвы в 1812 году, во всем виноваты лошади — они недостаточно патриотичны. Наши солдаты воюют блестяще, если у них нет даже хлеба, но лошади без сена не трогаются с места.
Во-вторых (что плавно вытекает из первого), это связано с пренебрежительным отношением к человеческой жизни. Во время Крымской войны русская армия несла не только тяжелые боевые потери, но и санитарные. Значительная доля невосполнимых потерь приходилась не на убитых на поле боя, а на умерших от болезней и ранений из-за отвратительной системы медицинского обеспечения.
Иными словами, зачастую умирали в том числе и те раненые, которые должны были выжить даже при тогдашнем уровне медицины. Я уже не говорю про воровство интендантов, которое и прежде процветало в николаевской России, но во время войны приняло доселе немыслимые чудовищные масштабы.
В-третьих, о чем мы уже упоминали, Россия середины XIX века была полуфеодальный страной со слабой крепостнической экономикой и неразвитой транспортной инфраструктурой. Это тоже не способствовало оперативному снабжению войск на достаточном уровне.
— Как внезапная смерть Николая I в марте 1855 года после поражения русских войск под Евпаторией повлияла на ход Крымской войны?
Если говорить совсем цинично, то своей смертью император оказал неоценимую услугу как стране, так и своему наследнику Александру II. И хоть он и умер непобежденным, и Севастополь при нем не сдали, но всем было очевидно, что война зашла в тупик: Николай I выиграть ее не мог, а признать свое поражение был не в состоянии. Поэтому с психологической точки зрения его смерть стала переломным моментом — она дала моральные основания новой власти подвести черту под николаевской эпохой и согласиться на мирные переговоры с Европой.
В России глава государства — герой всех побед и виновник всех поражений. Ограничения критики действий правителя при жизни нередко оборачивались безудержной хулой безответного и уже безвластного покойника. Либералы видели в умершем императоре оплот реакции, а консерваторы — человека, который не сумел сохранить и преумножить наследие предков, довел страну до кризиса. Все величие Николая I, казавшееся ослепительным и незыблемым до поражения России в Крымской войне, вдруг в одночасье из реальности превратилось в декорации.
— Как вы относитесь к слухам о возможном самоубийстве русского царя?
На мой взгляд, все разговоры про то, что Николай I якобы принял яд, — это беспочвенные измышления, которые хороши для бульварных романов. Не верю я и в версию, что император в отчаянии искал смерти и намеренно простудился, поехав зимой на строевой смотр в легком плаще. Да и как это теперь проверить? Поэтому все эти инсинуации — из области домыслов.