В понедельник и вторник, 9-10 декабря в Центре исследований науки и технологий ЕУСПб при поддержке Мегагранта Министерства образования и науки прошла конференция "Инновации в России: информационные технологии и предпринимательство в исторической перспективе".
Конференцию открыл Лорэн Грэм, признанный историк науки и специалист по технологической истории России. В своем выступлении он затронул тему "российского парадокса", которому посвящена и его последняя книга "Lonely Ideas" ("Одинокие идеи").
В России принято считать, что здесь было изобретено огромное количество вещей: лампочка, радио, паровая машина, лазер, транзистор и т.д. Как показывают исторические исследования, это действительно так. Но если это так, то почему Россия не является передовой технологической державой и зависима от природных ресурсов? Швейцария, не имея на своей территории ресурсов и будучи очень малой по размеру, в настоящий момент изобретает гораздо больше, чем Россия. Почему так?
Дело в том, что успешность технологии – её конкурентоспособность – возникает за пределами лаборатории, в обществе, и именно этого не получается в России. Большой корпус литературы посвящен теме различия между изобретением и инновацией. Изобретение – это разработка нового продукта или устройства, инновация – это их коммерциализация. Для коммерциализации требуется экономика, дающая возможности для налаживания массового производства и продаж, юридическая система, защищающая интеллектуальный капитал и авторские разработки, а также политики, не боящиеся технологических прорывов. Многие азиатские страны сумели удовлетворить этим требованиям, несмотря на то, что это очень сложная задача. Яркий пример Китая своей историей напоминает букву U – с расцветом науки и технологий в древности и быстрым прогрессом сейчас. История же России менее плавная, с резкими скачками от успеха к провалу и обратно.
Еще в досоветское время Россия была источником большого числа идей: Томас Эдисон в одном из своих интервью сказал, что взял идею лампочки из России, а Игорь Сикорски, известный в Америке авиаконструктор, сначала делал самолёты в России, в один из которых даже забирался император Николай II. В советское время ситуация радикально не изменилась, хотя и было несколько прорывов. В 1930-х в СССР было установлено несколько авиарекордов, которые долго время никто не мог побить, но уже сейчас Россия вынуждена закупать иностранные авиалайнеры, а надежность авиаперевозок вызывает большие сомнения. Другой пример – изобретение лазера Александром Прохоровым, которое не было коммерциализировано и расцвело только в США. Спутниковая индустрия в СССР достигла пика в момент полёта Гагарина в космос, но сейчас она составляет 1,5% от мировой спутниковой индустрии. Даже изобретение самого распространённого боевого оружия в мире автомата Калашникова не приносит России отчислений за выпуск АК по всему миру. Еще один интересный факт – Москва и Санкт-Петербург были соединены железной дорогой раньше, чем Чикаго и Ньй-Йорк.
Самое удивительное во всех этих историях – это не то, что русские это изобрели, а то, что они делали с этим потом. В США принято смотреть на изобретение и думать, как из этого может получиться куча денег, и для этого патентовать. В СССР же не было патентов, а авторские свидетельства не защищали авторские права. Во всех этих случаях изобретения не стали коммерциализованной инновацией.
Ни одна другая страна в мире не показывает такой паттерн научной продуктивности и технологической отсталости одновременно. Россия при этом отличный пример того, что разработка технологии не гарантирует того, что эта технология сработает в обществе. Задача модернизации, поставленная в своё время Дмитрием Медведевым, много раз ставилась его предшественниками.
Может ли Россия вырваться из этой ловушки? Видимых причин нет, несмотря на то, что создание рынка 20 лет назад в России стало одним из важных структурных факторов.
Что же нужно сделать, чтобы вырваться из ловушки? Нужно стать обычной нацией: иметь демократию, которая позволит выражать интересы разных групп общества, реформировать образование и науку, совместив их под одной институциональной крышей, изменить ситуацию с коррупцией и, в общем, ставить на важные позиции честных людей, которые будут всеми силами способствовать тому, что технологии будут срабатывать.
В заключение Лорэн Грэм ответил на несколько вопросов от аудитории. Самый главный касался Китая – почему у него получается модернизация и имеет место бурный экономический рост, ведь история этой страны так похожа на российскую? По мнению Грэма, хотя Китай и кажется самым сильным аргументом против тезиса Грэма, модель развития Китая неустойчива. Ни один лауреат Нобелевской премии не работает в Китае, ни одной важной технологической инновации не пришло оттуда за последние 30 лет. Китай отлично справляется с производством для западных стран, и поэтому он успешен, но это успех, который не обязательно будет длиться слишком долго.
Следующим выступлением стал доклад Ксении Татарченко (недавно защитившей PhD по истории в Принстонском университете), посвященный истории профессии и профессионального окружения разработчиков программного обеспечения в связи с плановой экономикой в Советском союзе. Ксения взяла историю Академгородка в Новосибирске и рассмотрела роль архитектуры, в том числе инфраструктуры и монументов, для сообщества молодых учёных. Академгородок был построен в 1950-1960-х как "город молодых", и предполагался как эталон сообщества для производства научных знаний, репликация которого могла пройти потом по всей стране.
Одним из ключевых понятий, позволяющих понять контекст такого места производства знания, является "творчество", занимавшее особое место в дискурсе научно-технической революции. Это было отражено даже в трудовом контракте: "...постоянно проявлять творческую активность на месте работы".
В целом, для создания Академгородка большую роль играли личные сети и персональные контакты, которые, тем не менее, имели и свои тёмные стороны, например, вели к личным конфликтам, теневой экономической деятельности и скрытым издержкам. К примеру, деньги комсомола могли быть обналичены в обход официальных проверяющих органов.
В докладе Ксения Татарченко сделала упор на локальности и темпоральности инноваций, то есть на том, в каких местах и в каком историческом контексте инновации могут появляться, на примере Академгородка.
Во вторник, 10 декабря, конференция продолжилась другим докладом Ксении Татарченко, посвященным месту программирования и электронно-вычислительных машин в дискурсе научно-технической революции позднего советского общества. Главным источником для этого являлся текст выступления Алексея Ершова "Программирование – вторая грамотность". Этот программный документ позволяет увидеть, как Ершов представлял себе перспективы программирования и находил поддержку, благодаря которой в школе начали вести уроки по информатике и основам взаимодействия с ЭВМ. Через идею постановки компьютера между человеком ("Я") и обществом ("Мы") в позднем СССР начинал вырисовываться контур информационного общества, в котором умение обращаться с компьютерами является критической способностью, такой же важной, как и умение читать и писать. По мнению докладчика, это представляет интересную перспективу научно-технического дискурса СССР накануне его распада.
Продолжила конференцию Стефани Дик, рассказав о том, как разрабатывались компьютерные системы для автоматического доказательства теорем. Главными местами для этого в США после Второй Мировой войны были IBM Research Labs, Argonbe National Laboratories и MIT, через исторический анализ которых Стефани Дик и провела своё исследование. Она изучила новые формы сотрудничества математиков для создания компьютеров, которые иногда сталкивались друг с другом. Для иллюстрации автор привела несколько примеров с тем, в какой стилистике выступали компьютеры в письменной речи: иногда компьютеры воспринимались как учителя, как коллеги, а иногда как рабы и слуги, у которых нет человеческого разума. Для раскрытия идеи того, как способы думать о компьютерах повлияли на их изобретение, докладчик рассмотрела два примера – машину теории логики (Logic theory machine или Logic Theorist) и ассистент для автоматического рассуждения (Automated Reasoning Assistant, AURA).
В 1956 году вышел текст, посвященный машине автоматического доказательства теорем, при активном участии Герберта Саймона и Алена Ньюэлла. Для симуляции того, как думает человек при доказательстве теорем, были использованы разработки Джорджа Поля (George Polya), выдающегося математического педагога. Идея доказательства теорем в машине заключалась в том, чтобы двигаться не от аксиом, а от проблем, разделяя последние на подпроблемы и так далее, в итоге добираясь до аксиомы как одного из частных случаев проблемы. Процесс доказательства представлял собой древовидную структуру.
Другим важным инструментом для этого служила идея репрезентации логических связок в машинной памяти. Для этого были разработаны связные списки (linked list information structures), базовые информационные структуры, которые позволяли по-новому обращаться к компьютерной памяти через адресацию. Благодаря этому для того, чтобы удалить какой-либо объект данных в памяти, не нужно было очищать всю память целиком, достаточно было поменять адрес, стоящий перед предназначенным для удаления объектом данных.
AURA была изобретена в департаменте прикладной математики, в которых в то время проводились вычисления для всех остальных департаментов университетов. Большую роль в изобретении сыграл Ларри Вос (Larry Wos), выдающийся слепой математик, который считал, что доказательство теорем в математике достигается благодаря интуиции, которая не может быть сведена к алгоритму. Перед ними встала задача создания интерфейса для того, чтобы в формализованном виде передать человеческую интуицию в компьютер.
Несмотря на то, что задача автоматического достижения теорем не была ими решена целиков, они способствовали созданию множественных перспектив на решение задач такого типа.
****
Закрытие конференции было ознаменовано лекцией Ли Фельзенштейна, одного из создателей персонального компьютера в том виде, в котором мы знаем его сейчас. Выступление было организовано в партнерстве с фондом "Контекст". Доклад Фельзенштейна был посвящен идее хакерства как спорта.
Прежде всего, хакерство (hacking) только лишь в распространенном смысле является эксплуатацией технологических уязвимостей в нелегальных целях. На самом деле, в конструктивном смысле хакерство – это использование недокументированных и даже пока публично неизвестных возможностей технологии. Традиция такого хакерства уходит корнями в университеты, готовящие инженеров.
Как сказал в своё время Артур Кларк, любая достаточно развитая технология неотличима от магии. Технологическое развитие во многом похоже на магию, поскольку заключается в открытии доселе неизвестных мест и возможностей, которое требует от людей демонстрации их виртуозности. Именно виртуозность – выдающиеся знания и навыки и их применение – являются добродетелью в сообществах, которым близки принципы конструктивного хакерства.
Главная причина занятия хакерством – это получение удовольствие от процесса, fun. Фельзенштейн привёл в пример высказывание Ирвинга Ленгмюра, выдающегося американского химика, который долгое время работал директором лаборатории в General Electric, обращающегося к своим подчиненным: "Are you having fun?"
Большую роль в получении удовольствия от работы с техникой играет состояние "потока", в которое входит человек при полном единении с деятельностью и ситуацией. Об этом состоянии писал Михай Чиксентмихайи (Mihaly Csikszentmihalyi), и оно предполагает концентрацию, при котором эго человека уходит на задний план. В этом смысле изобретательский дух не может быть вызван исключительно экономической выгодой.
Почему же хакерство может быть отождествлено со спортом?
Спорт – это универсальный человеческий феномен, он есть во всех обществах. Им занимаются не только дети, но и взрослые. Он позволяет получать нематериальные вознаграждения, и прежде всего – общение и признание других людей.
Для многих людей хакерство – спорт: они не могли в своё время заняться обычным физическим спортом и испытали шок, когда поняли, что можно стать спортсменом в технологиях.
Фельзенштейн рассказал об истории, когда он на одном из хакерских сборищ познакомился с 15-летним австрийским подростком, который нашёл неизвестный ранее способ шифрования данных. И поскольку этот подросток не знал, кому это знание может пригодиться, он решил создать новый вирус с помощью этого способа. Поэтому, по мнению Фельзенштейна, необходимо находить способы, с помощью которых такие специалисты могут общаться и обмениваться опытом друг с другом.
Одним таким способом стала Американская лига радиореле (American Radio Relay League, ARRL), ассоциация любительской радиосвязи, которая была создана в 1915. Несмотря на то, что в ней состояли в основном самоучки и радиолюбители, она была настоящим источником развития навыков, способствовала упорядочиванию хаоса, в котором находилась радиосвязь, и приносила пользу обществу.
Лига хакеров (Hacker's League) была и остаётся таким пространством, где происходит обмен информацией, общение и обучение, и в то же время она производит внешние эффекты: создание стандартов, рекрутирование кадров и нахождение ресурсов для индустрии.
Фельзенштейн рассказал и про личный опыт участия в похожей ассоциации – компьютерном клубе Хоумбрю (Homebrew Computer Club). Участники этого клуба в сумме создали 23 компании, а в какой-то момент Стив Возняк привёл туда Стива Джобса, и впоследствии (не без участия клуба) так была создана компания Apple. Клуб даже появился в фильме «Пираты Кремниевой долины».
По мнению Фельзенштейна, знание компьютерной логики и аппаратного уровня строения вычислительных устройств должно быть у всех, кто начинает изучать языки программирования. Инструмент должен стать игрушкой, чтобы быть по-настоящему освоенным, и поэтому по-настоящему увлеченные инженеры иногда изобретают что-то раньше, чем это требуется компании, в которой они работают.
Алексей Кнорре
{gallery}news/2013/91_12_13/{/gallery}