13 ноября в рамках девятой общеуниверситетской конференции «Выставка достижений научного хозяйства» факультет представил панель «Энергия природы: к новой философии окружающей среды» («Natural Powers: Towards a New Philosophy of Environment»).
С докладами выступили Артемий Магун (ЕУСПб), Дарен Барни (Darin Barney, McGill University, Montréal), Майкл Мардер (Michael Marder, The University of the Basque Country, Vitoria-Gasteiz), Оксана Тимофеева (ЕУСПб), Майкл Льбис (Michael Lewis, University of Sussex, Brighton), Георгиос Тсагдис (Georgios Tsagdis, University of Westminster, London).
В качестве введения в дискуссию декан факультета политических наук и социологии ЕУСПб Артемий Магун представил экскурс в историю понятия «энергия». Оно за время использования кардинально поменяло свое значение, как и многие ключевые концепции.
Если у Аристотеля в «Физике» «энергия» (ἐνέργεια) этимологически заключает в себя направленность труда и на труд, это широкий телеологический концепт, отражающий действие по отношению к реализуемой силе; то к 17 веку, в первую очередь в работах Лейбница, понимание энергии приближается к привычному нам: ученый называет ее vis viva — «живой силой» — и определяет как произведение массы тела на его скорость в квадрате. В 1807 году Томас Юнг впервые употребил слово «энергия» вместо vis viva в его сегодняшнем значении — это та самая кинетическая энергия Лейбница. В 1850 году Уильям Ренкин ввел в научную мысль различие между кинетической и потенциальной энергиями.
Размышляя об «энергиях» Аристотеля и Лейбница через призму потенциальности, можно увидеть и общность их мысли: vis viva отражает действующую силу, тогда как «энергия» — мощность.
При этом материальные силы природы — vis viva Лейбница или natura naturans Спинозы — уже учеными воспринимались как составляющие политической легитимности, — так конституировался один из ключевых векторов дальнейшей истории человечества.
О том, как энергетическая добыча становится проблемой политической, рассказал Дэрин Барни, заведующий кафедрой исследований в сфере коммуникаций в Университете Макгилла (Монреаль, Канада).
Джон Локк во Втором трактате о гражданском правлении (1698) писал о том, что добыча является условием для развития капитализма. Прогрессивность добычи ресурсов не ставилась под сомнение вплоть до 20 века, когда Жак Рансьер обозначил добычу как конститутивное политическое «зло».
В наше время «недобыча» ресурсов становится инструментом выражения политической позиции, где адепты anti-extractivism ратуют за предотвращение климатических изменений, non-extractivism — за близость к природе и местным туземным корням, а new extractivism — за нерациональное вроде бы ограничение добычи в тех странах, где развивающаяся экономика напрямую зависит от использования ресурсов.
Стремление поступиться экономическими благами во имя сохранения природы — это новое веяние, развитие которого мы будем наблюдать в режиме реального времени.
Является ли новая экологическая повестка шагом назад к традиционному укладу жизни или наоборот альтернативным вариантом прогресса? Об этом размышлял на прямой связи из Мадрида профессор философии Университета Страны Басков Майкл Мардер. То, что экологическое движение возникло в странах именно с развитой экономикой, представляет противоречие, которое можно рассмотреть с точки зрения восприятия возобновляемости ресурсов. Изначально добыча и употребление энергетического сырья не принимало во внимание их исчерпываемость, стремление освоить всю совокупность природного богатства занимало умы и практиков, и философов. Когда же возникло осознание невозобновляемости ресурсов, появились альтернативные источники энергии, перенявшие на себя философию нескончаемой добычи. Возможно, когда-нибудь станет само собой разумеющимся, что и альтернативные источники энергии представляют невозобновляемый запас. Может, для реализации экологического потенциала экономики стоит обратить внимание не на то, что мы используем в качестве ресурса, а как — насколько «чисто» мы его используем?
Другую грань восприятия ресурсов осветила в своем выступлении Оксана Тимофеева (ЕУСПб). Природа всегда становилась объектом философской мысли, недаром возникло целое течение — экософия. Мир как природу можно разделить на три «круга» относительно человека: домашний круг; окружающая его флора и фауна; открытый космос. И во всех этих слоях природы субъекты эксплуатируют различные субстанции. На особом месте в этом ряду субстанций стоит нефть, роль которой в природном балансе всегда занимала ученых. Алхимическое восприятие черного золота присваивает ему, по сути, субъективность. Возможно, человечеству, формируя новую философию окружающей среды нужно отказаться в первую очередь именно от этой субъективизации нефти?
Майкл Льюис из Университета Сассекса (Брайтон, Великобритания) предложил поискать объективность и искренность в мире фауны. Так, наивную упорность кота в попытке поймать скрытую за аквариумным стеклом рыбку можно рассмотреть как момент животной искренности, в том его проявлении, которое несвойственно человеку. Такой взгляд отходит от традиционного противопоставления животного человеку, природы — историческому прогрессу. В этом моменте чистой искренности «бесконечным добром» становится именно первое (Гегель бы определил ровно наоборот). В этой связи мы можем провести еще одно противопоставление, которое на первый взгляд, кажется очень неявным: «красота» — «прелесть». «Красивой» может быть упорядоченность и продуманность, т. е. цельность (наличие цели), и это открывает поле для человеческой творческой деятельности (тогда как, животным, по Канту, неприсуща красота), «прелесть» же заключается в неограниченной свободе и непосредственности. В том, как неустанно искренне кот может ловить рыбу в аквариуме или как бесконечно приятно слушать пение птиц. Есть ли при этом цель у самой природы?
Природа сохраняет всё (natura conservat omnia) и сохраняет себя сама в виде полезных ископаемых, — так обозначил заключительную идею сессии Георгиос Цагдис (Вестминстерский университет, Лондон). В горючих полезных ископаемых сконцентрированы и сила (δύναμις), и энергия (ἐνέργεια), которые достались ископаемому из времени до возникновения и природы, и мысли о ней. Таким образом, мы можем говорить о некоем архи-ископаемом (arche-fossil), который представляет собой след времени, отраженный в природе, одновременно заключающей в себе наследие прошлого, силу настоящего и энергию будущего.
Философия призвана ставить больше вопросов, чем ответов, а каждый предложенный ответ тут же подвергать сомнению во имя поиска всегда лучших истин.
Так и по результатам сессии, посвященной философии окружающей среды, в выступлениях и дискуссиях ее организаторов, спикеров и слушателей родился огромный запас новых идей и их векторов, развитие которых будет еще долго отражаться в академических, философских, политологических работах и, кто знает, возможно, найдет применение и в среде практиков.
Кристина Емельяненко
{gallery}news/2015/13_11-1/{/gallery}