Переводы из западноевропейских политических трактатов и пособий, ставшие важным элементом интеллектуальной жизни России на рубеже XVII/XVIII веков, появлялись не только (и не столько) как следствие официальной политики (плоды которой можно видеть, например, в компиляциях Феофана Прокоповича или в печатном переводе пособия С. Пуфендорфа "О должности человека и гражданина"), но и в результате отдельных частных инициатив. Наиболее яркой и влиятельной из них стала многолетняя практика кн. Дмитрия Михайловича Голицина по созданию обширного корпуса политических переводов для своей домашней библиотеки. Несмотря на то, что большая часть из них, по-видимому, никогда не выходила за относительно узкий круг читателей этого собрания, отдельные переводы стали полновесными фактами литературы своего времени и во многом определяли то, как читающая русская публика воспринимала европейскую политическую теорию.
Нибольшее распространение получил выполненный в 1712-1721 гг. Симоном Кохановским перевод "Увещаний и прикладов политических" (Monita et exempla politica) Юста Липсия. Этот перевод показателен и как пример адаптации в России 1710-1730-х гг. идеи женского правления, и как яркий эпизод публичного разговора о месте интеллектуала в общественной структуре петровской и послепетровской России, и с точки зрения работы над русскоязычной политической терминологией в это время. В докладе основное внимание будет уделено тем элементам текста источника, которые Симон Кохановский не посчитал возможным перевести или сопроводил своими толкующими дополнениями. В предисловии к своему труду подобная практика мотивирована стремлением к тому, "чтобы история русским языком была истинна, ясна и всякому вразумительна", отчего переводчику приходится прибегать к купюрам в тех местах, где "автор написал аще и широко, да темно и влми скрытно". Анализ этих купюр показывает, что они были вызваны не только неприятием предлагавшихся Юстом Липсием моделей разговора о политическом (так, из перевода систематически исключаются сравнения истории с театральным представлением), но и спором с отдельными взглядами - от сомнительного отношения к чудесам католических святых и возможности принять за образец женские добродетели, до неприятия теории неостоического "постоянства" со стоящими за ней примерами Катона и других героических самоубийц.