На портале «Правмир» вышло интервью с профессором факультета истории Михаилом Кромом. В нем историк рассуждает о современном интересе к прошлому и рассказывает, почему такой интерес — это симптом общественного кризиса.
Приводим отрывок из материала:
История как вдохновение и утешение
— У нас в последние годы все больше становится людей, любящих порассуждать об истории на YouTube и других платформах. С чем связан общественный интерес к истории и стоит ли ему радоваться?
— История — такое поле, на котором всегда много игроков. Это не только профессиональные историки, но и журналисты, политики, блогеры, поскольку, в отличие от физики, история затрагивает мировоззрение. А уж в кризисные периоды люди тем более интересуются историей, ожесточенно спорят, ищут в ней привычный расклад — «свои» против «чужих».
Не знаю, радоваться ли этому. Ницше вот говорил о вреде чрезмерного присутствия истории в настоящей жизни. У профессионалов, конечно, другое отношение к прошлому, но мы не можем контролировать общественный интерес и тем более его запрещать.
— Может быть, повышенный интерес к истории — это причина кризиса, а не результат?
— Скорее симптом. Если проект будущего утерян и не совсем понятно, что дальше, люди охотнее погружаются в прошлое и ищут идеалы там. Я не считаю, что кризис проистекает из повышенного интереса к прошлому. Это уж было бы слишком смелое утверждение.
Но люди обращаются назад, идеализируют былые времена. Это факт.
Например, в начале XIX века, на фоне общественного подъема во время войны с Наполеоном, очень модной стала эпоха Смуты, в которой видели некое пробуждение, народный подвиг. В напряженных моментах в истории можно искать вдохновения и утешения: спаслись же 300 лет назад — значит, спасемся и сейчас.
Не практики, а исследователи
— В истории можно найти ответы на вопросы, стоящие перед нами сегодня, или это утопия?
— Их в любом случае будут искать. Что у людей есть, кроме прошлого? Они не могут заглянуть в будущее, сколько ни пытаются. На примере текущих событий мы видим, что с прогнозами ошиблись все. Слава Богу, историки ничего не предсказывают, не наша задача. Этим занимаются политологи, причем каждый раз ошибаются, но их слушают снова и снова, потому что уж очень хочется знать, что будет.
Так вот, прошлое — это единственное, что у нас есть. Хоть какая-то данность, хоть какая-то определенность, и конечно, там ищут аналогий. И говорят, что сейчас у нас, как во время Крымской войны, 1855 или 1854 год.
Хотя нет, постойте, это больше похоже на времена русско-японской войны 1904–1905-го. А может быть, это уже 1916 год, канун революции 1917 года? И так далее.
Кажется, что если какие-то сходства есть, то будет такой же результат. Конечно, это очень наивно, ничего не повторяется. Но люди очень любят такие параллели, ищут сценарии в былом.
— Имеет смысл ретроспективный взгляд на историю с попыткой извлечения опыта, чтобы не повторять ошибок?
— Историк изучает прошлое, чтобы понять, как оно там все происходило, но не пытается этот опыт применить. Мы не практики, а исследователи. Это два разных пути. Это марксисты считали, что изучать мало, надо изменять жизнь.
История, действительно, кажется зеркалом, где что-то отражается, но это отражение мы во многом конструируем сами.
Прошлое — как облако, ничего там нет четкого и определенного.
Поэтому, с точки зрения историка, это все странные игры. Но я понимаю людей, которые пытаются найти для себя надежду или утешение.
Другие науки типа политологии пытаются выводить из истории какие-то рецепты, пишут какие-то рекомендации для политиков, как избежать каких-то негативных сценариев. В принципе, это нормальное занятие, но абсолютно не историческое, потому что оно про технологию, а история — не технологическая дисциплина.
Есть еще один аспект: исторические параллели задают какую-то детерминанту и снимают с нас ответственность.
Интерес к истории мешает реальности
— Так было и будет, не надо пытаться что-то изменить?
— Да, есть путь, который мы то ли выбираем, то ли он за нас уже кем-то выбран, и мы по нему идем. Очень хочется угадать, куда этот путь ведет, но при этом можно ничего особо не делать, потому что все уже предопределено.
А вот если считать, что от нас кое-что все же зависит, тогда в гадании на исторической гуще нет никакого смысла.
Все решают усилия ныне живущих людей, а то, что было 100 лет и 200 лет назад, уже никак не влияет на настоящее.
Поэтому я считаю, что Ницше был прав: болезненный интерес к истории мешает жить в реальности. В нее стоит вглядываться только для извлечения моральных уроков. Есть какие-то памятники злодейства, о которых надо помнить всегда.
— То есть, с этической точки зрения, она может быть рассматриваема как некое практическое руководство к действию?
— Ну конечно, так на нее всегда и смотрели. «Historia est magistra vitae» — «история — учитель жизни», как говорил Цицерон. Это был сборник нравоучительных сюжетов, готовых примеров для тех же правителей. Так продолжалось до начала XIX века, пока Гегель не сказал, что история никого ничему не учит, после чего множество авторов обыгрывали эту мысль на разные лады.
— Есть ли у профессионального историка ответственность перед обществом? Вдруг он даст интерпретацию, которая будет неверно прочитана? Говорят, Гете обвиняли за то, что он описал в «Страданиях юного Вертера» самоубийство.
— Не будем преувеличивать влияние профессиональных историков. Мы на Гете никак не тянем, у нас меньше читателей. Профессиональные авторы пишут в основном друг для друга, они не одиночки, как, скажем, Карамзин. А ответственность, как у любого профессионала, во-первых, перед собой, во-вторых, перед коллегами, в-третьих, перед немногочисленными читателями или слушателями, которым наши специфические темы как-то интересны. Есть хорошее английское выражение «to the best of my knowledge» — я думаю, это точная формулировка.
Почему о фактах спорят только любители
— А как же ответственность за верное изложение фактов и их оценку?
— Для историка факт — не более чем ориентир, это никакая не цель познания. О фактах спорят в основном любители, включая некоторых высокопоставленных политиков, они прямо обожают прибивать их гвоздями. На самом деле это не более чем дорожная разметка, линии, которые пересекать нельзя. Сказать, что Кутузов жил не тогда-то, а тогда-то, что не он командовал на Бородинском поле — это фактическая ошибка.
Факт — это то, по поводу чего на сегодняшний день существует бесспорный профессиональный консенсус. Тут и обсуждать нечего. Какой там король, когда царствовал, кто был его отец, и чей он был внук — все это можно посмотреть в интернете или снять с полки справочник. У меня дома их много.
О тех же декабристах мы можем сказать, что их восстание произошло 14 декабря 1825 года. Это — факт. А дальше мы попадаем в поле оценок: они отвратительные бунтовщики или молодцы, герои и так далее?
Но и оценки занимают тридесятое место в нашей работе. Кто был хороший, кто был плохой? Наивно думать, что здесь у нас есть какое-то преимущество. «Вы знаете, Ленин все-таки молодец!» Или: «Сталин — что-то в нем есть». Такого хотят от историков любители. Им не только кажется, что можно дать какую-то окончательную оценку, но что, более того, ради этого все и делается.
— Факты не важны, оценки не важны, в чем тогда суть работы историка?
— Я для себя сформулировал так: история — это наука о разнообразии человеческого опыта, а историк — существо, которое удивляется и радуется этому разнообразию.
Меньше всего история похожа на выведение формулы, поиск каких-то железных закономерностей. Есть такое известное клише — «история непредсказуема». Но отчасти это так. Принципиальной грани между прошлым и настоящим нет. То, что происходило много веков назад, по-прежнему может преподносить сюрпризы, когда обнаружились новые документы или была расшифрована какая-нибудь надпись в храме на стене. Я уже не говорю про берестяные грамоты — их находят практически каждый год. Это такие вот окошки в древнюю жизнь людей, и она неисчерпаема.
Наивно думать, что мы все понимаем про наших современников только потому, что живем с ними в одно время. Но и про предков мы обязательно будем узнавать что-то новое. Поэтому историки продолжают увлеченно изучать минувшие столетия. Ничто не окончательно, на всех делянках кипит работа.
Профессиональные историки часто спрашивают друг у друга: «Что нового в вашей области?» В этом отношении мы от физиков ничем не отличаемся. Новости есть всегда. Пересматриваются прежние оценки, появляются новые концепции, обнаруживаются новые рукописи. То, что нам действительно интересно, — открывать новые тенденции и явления, устанавливать новую связь и тому подобное. Это бесконечная работа, она идет по любой эпохе.
Полная версия материала на портале «Правмир».
Фото: Wikimedia.Commons
