Артемий Магун: «Распад СССР, как и любое историческое событие, ставит нас перед парадоксом и параллаксом»

 
10.11.2021
 
Центр практической философии «Стасис»
 
Европейский в медиа

Профессор Центра практической философии «Стасис» и главный редактор одноименного журнала  Артемий Магун  поучаствовал в опросе ученых и интеллектуалов из разных стран о том, каким стал мир через 30 лет после исчезновения СССР.  Автор опроса — общественно-политический журнал о международных отношениях и внешней политике «Россия в глобальной политике».

Приводим комментарий эксперта Европейского:

 

«Распад СССР, как и любое историческое событие, ставит нас перед парадоксом и параллаксом. Одна партия видит его как «темную катастрофу» (Ален Бадью) или «реставрацию» (Борис Кагарлицкий), другая как «либеральную революцию» (Брюс Акерман) или даже как шанс «нового Ренессанса» (Владимир Бибихин), но понять само это событие можно лишь изнутри, а значит, вставая феноменологически на точку зрения его участников.

Перестройка, а за ней начало 1990-х гг., сопровождались таким массовым энтузиазмом и чувством освобождения, что жестоко было бы отбросить их как иллюзии с точки зрения некоего «объективного» прогресса.

Однако со временем, когда с отдаления стали видны большие исторические процессы, стало ясно, что пессимизм ортодоксальных левых имел под собой большие основания: распад СССР постепенно, от изначальной демократизации, привел к деморализации, повсеместно породил полицейские националистические режимы, в которых вместо дежурного социального идеала в головах господствует страх и рессентимент. Спина распрямилась, но глаза потухли. Истинно революционные по форме, события 1989–1990 гг. были реакционными по содержанию. История пошла вспять, как у У-Януса Стругацких, так что революция 1980–1990-х гг., возможно, была ретроактивной кульминацией нашей нынешней истории, читаемой задом наперед.

В такой структуре я не вижу ничего беспрецедентного, и с точки зрения субъекта таким узлом завязывается, наверное, любое значимое событие — потому на него и можно опираться в опыте, возвращаясь к нему и отталкиваясь от него. Но поставим следующий вопрос: какие реальные тенденции «мирного времени» привели к исчезновению СССР и какие за ним последовали? Ясно уже, что эти тенденции должны быть противоречивыми, как и само событие.

Во-первых (это был мой тезис в «Отрицательной революции»), перестройка была своего рода самоубийством советского строя. Горбачев направил против социалистического государства те силы, которые его и создали, оживив спящий институт Советов как учредительной, революционной власти. Отсюда странные закатные цвета 1980-х гг. — энергия демонстраций, песен и статей была отблеском революционной энергии, теперь перенесенной в форму позднесоветской фронды.

Но, во-вторых, этот закат высветил кое-что еще, а именно нарастание в советском обществе буржуазно-потребительских настроений и структур. Собственно, и Советы эпохи революции 1917-го, будучи демократическими, быстро обнаружили разные анархистские и эгоистические настроения, так что их пришлось прикрыть. Революционная демократия обнажает истину, провоцирует общество на саморазоблачение, а это не всегда хорошо для коллективной солидарности. Так и в перестройку —  выяснилось, что большинство, немного стесняясь этого, начало жить чисто мещанскими интересами, обложившись гороскопами, детективами, православными иконами и либеральными учебниками экономики. Рыночная идеология, представшая утопией некоего спонтанного, органического существования, была логическим обобщением всего этого многоцветия.

Вторая половина ХХ века продемонстрировала нам вариант классического диалектического развития.

Противопоставленные друг другу в холодной войне капитализм и социализм стали постепенно обмениваться признаками — на Западе капитализм вбирал в себя социалистические институты welfare state, а социализм в мягкой форме становился интеллигентской идеологией. В то же время на Востоке сам социализм не смог сопротивляться потребительской культуре, в то время как интеллигенция перешла либо на консервативные, либо на чисто либеральные позиции, и те и другие резко критические по отношению к левым. Вот эта игра двух зеркал постепенно стала явной и привела к масштабной неолиберальной антисоциалистической волне, начавшейся в США и потом перехлестнувшей через «железный занавес». За этим занавесом она все смела, позволив выстроить, под аплодисменты интеллигенции, новый карикатурный капитализм — на остатках социалистических подмостков. Что касается США и Европы, то на сегодняшний день представляется, что в отсутствие революционных событий эта волна захлебнулась в песке, породила откат в форме движений типа «Оккупай», и в конце концов законсервировала некий клинч между отпетыми циниками-капиталистами и недобитыми социалистами, берущими реванш в суровой морали. Этот клинч на наших глазах приводит к поляризации гражданского общества, так что Америка, возможно, в момент истины еще явит нашим глазам перестройку наоборот, причем и тут стороны не будут ведать, что творят.

В этой моей интерпретации история выглядит довольно вязкой и долгое время перетасовывает примерно одну и ту же колоду карт, что, впрочем, не мешает нам выделять в ней высокие событийные образцы и вырабатывать утопические идеалы, за которые стоило бы бороться вопреки морализму и цинизму».

 

Также в журнале можно прочитать ответы Ивана Крастева, главы Центра либеральных стратегий (София), ведущего научного сотрудника Института гуманитарных наук в Вене; Чеза Фримана, посла в отставке, старшего научного сотрудника Института международной и публичной политики Уотсона, Университета Брауна; Чжана Шухуа, директора Института политологии Китайской академии общественных наук, главного редактор журнала "CASS Journal of Political Science", и других экспертов.

Материал доступен по ссылке

Фотография: Unsplash